Точка отсчета: 1641. Галилео Галилей заканчивает свои «Беседы…» – классический разум начинает свои внутренний диалог
(1990). Странный «перевертыш» нашего изложения – когда глава о Галилее не начинает, но заканчивает очерк диалогики «теоретика-классика» – имеет существенное основание. XX век, к культурологической характеристике которого я перейду непосредственно во второй части этой книги, – XX век актуализирует «диалогическую грань» нововременной, монологичной логики, прежде всего, в своем обращении к веку XVII, в споре с его изначальными понятиями. Если в XVIII – XIX веках монологика дедукции полностью победила (в структуре естественнонаучных теорий и в философской логике Гегеля), то в XVII веке «диалогика» познающего разума выступала резко и обнаженно – как всегда, впрочем, в момент начала какой-то новой логики, в моменты осмысления самой идеи начала. Реально физика Эйнштейна, или Бора общалась и спорила именно с диалогизмом трактатов Галилея и – далее – с диалогом философии XVII века (Декарт – Спиноза – Лейбниц – Гоббс – Паскаль…).
Галилей очертил исходный «микросоциум» познающего разума (Симпличио – Сагредо – Сальвиати…), наметил исходные антиномии нововременных теоретических понятий.
Декарт – Спиноза – Лейбниц… спорили о таком определении познавательного логического начала, которое не нуждалось бы в дальнейшем отступлении в дурную бесконечность причинного обоснования. Сам этот спор и стал логическим смыслом и логической разверткой такого начала.
Впрочем, о диалоге XX века с философским «спором начал» – разговор особый. Но вот о теоретике Галилео Галилее, как о личном Собеседнике современного (XX век) разума, я буду говорить сейчас. Дело в том, что общение XX века с нововременным разумом приобретает здесь хотя и односторонний, но сосредоточенный, как бы персонализированный характер. Здесь, как это происходит в каждом общении культур «через произведение», будет работать и «эхо» межэпохальной лакуны, и перекличка автора и читателя, и реальный, напряженный (аргументы – контраргументы…) спор.
Далее. В этом – Галилеевом – диалоге, на «плоскость» естественнонаучного мышления проецируется и эстетическая, и философская составляющие Нового (познающего) Разума.
Такая актуализация диалогизма в мышлении XVII века крайне существенна в плане наших задач. «Трансдукция» нововременной логики в «диалогику» XX века осуществляется таким образом, что (1) актуализируется исходный диалогизм начала логики наукоучения, и (2) именно этот изначальный диалогизм преображается в диалогизм иного закала – в Разум кануна XXI века, в философскую логику культуры.
И еще одно: в этом споре существенно точное понимание странной парадоксальности исходных «монстров – предметов-предпонятий» классической науки, возникающих в «Диалоге» и в «Беседах…» Галилея.
Вернусь, однако, к тексту 1975 года.
В этом очерке речь пойдет о начале биографии «теоретика-классика» как исторически определенного, неповторимого образа культуры.
Образ теоретика будет, во-первых, представлен как феномен сознательного, целенаправленного изобретения (как его «изобрел» Галилей). Это, конечно, идеализация, но позволяющая раскрыть некоторые новые, невидимые ранее черты «теоретика-классика». Само понятие диалога логик получит тут новое наполнение; реальный теоретик XVII века (Галилей) будет застигнут в тот момент, когда он становится «теоретиком-классиком», когда он, индивид, создает теоретика как образ культуры.
Во-вторых, образ «теоретика-классика», коль скоро он уже изобретен, начинает жить собственной жизнью, независимой от создателя, и вступает в антиномичное общение с самим собой. В таком общении коренным образом изменяются исходные «персонажи» «Диалога…» и классический разум начинает свой трехвековой внутренний диалог.
Конечно, все сказанное ниже о Галилее следует принимать «со щепоткой соли». Галилей не единственный создатель классического «микросоциума». Да и вообще, как мы убедились, новый тип теоретика был задан исторически – новым типом деятельности – мышлением, назревающим к началу XVII века.
И все же наш анализ (реконструкция) не случайно сосредоточен на фигуре Галилея. Именно Галилей изобретал новый метод не столько как совокупность «правил к руководству ума» (Декарт), сколько – вполне сознательно и целенаправленно – как нового субъекта теоретизирования, как новую форму внутритеоретического диалога.
И еще одно. В «изобретении» Галилея новый теоретик возникал в наиболее органическом единстве (тождестве) гуманитария и естественника, математика и философа. А это обстоятельство будет иметь, в чем мы еще убедимся, большое значение для цельного понимания нового образа культуры, для понимания коллизий между жизнью «теоретика-классика» и жизнью каждого реального ученого в XVII – XIX веках. Еще большее значение этот феномен имеет для реконструкции того перехода от логики наукоучения к логике культуры, который
- Войдите, чтобы оставлять комментарии