2.

Достоинство стиля — ясность. — Выражения, спо­собствующие ясности стиля. — Что годится для речи стихотворной и что для прозаической? — Какие вы­ражения должно употреблять в речи прозаической? — Употребление синонимов и омонимов. — Употребле­ние эпитетов и метафор. — Откуда следует заим­ствовать метафоры? — Как следует создавать эпи­теты?

Рассмотрев это, определим, что достоинство сти­ля заключается в ясности; доказательством этого служит то, что, раз речь неясна, она не до­стигнет своей цели. [Стиль не должен быть] ни слишком низок, ни слишком высок, но должен под­ходить [к предмету речи]; и поэтический стиль, конечно, не низок, но он не подходит к ораторской речи. Из имен и глаголов те отличаются ясностью, которые вошли во всеобщее употребление. Другие имена, которые мы перечислили в сочинении, ка­сающемся поэтического искусства, делают речь не низкой, но изукрашенной, так как отступление [от речи обыденной] способствует тому, что речь ка­жется более торжественной: ведь люди так же от­носятся к стилю, как к иноземцам и своим согражданам. Поэтому-то следует придавать языку характер иноземного, ибо люди склонны удивляться тому, что [приходит] издалека, а то, что возбуждает удив­ление, приятно. В стихах многое производит такое действие и годится там, [то есть в поэзии], потому что предметы и лица, о которых [там] идет речь, более удалены [от житейской прозы]. Но в проза­ической речи таких средств гораздо меньше, потому что предмет их менее возвышен; здесь было бы еще неприличнее, если бы раб, или человек слишком молодой, или кто-нибудь, говорящий о слишком ни­чтожных предметах, выражался возвышенным сло­гом. Но и здесь прилично говорить то принижая, то возвышая слог, сообразно [с трактуемым пред­метом], и это следует делать незаметно, делая вид, будто говоришь не искусственно, а естественно, по­тому что естественное способно убеждать, а искус­ственное — напротив. [Люди] недоверчиво отно­сятся к такому [оратору], как будто он замышляет [что-нибудь против них], точно так же, как к раз­бавленным винам. [Стиль оратора должен быть та­ков], каким был голос Феодора⁵ по сравнению с го­лосами других актеров: его голос казался голосом того человека, который говорил, а их голоса звучали совершенно чуждо. Хорошо скрывает [свое искус­ство] тот, кто составляет свою речь из выражений, взятых из обыденной речи, что и делает Еврипид, первый показавший пример этого.
Речь составляется из имен и глаголов; есть столь­ко видов имен, сколько мы рассмотрели в сочине­нии, касающемся поэтического искусства; из числа их следует в редких случаях и в немногих местах употреблять необычное выражение, слова, имеющие двоякий смысл, и слова, вновь составленные. Где [именно следует их употреблять], об этом мы ска­жем потом, почему — об этом мы уже сказали, а именно: потому что употребление этих слов дела­ет речь отличной [от обыденной речи] в большей, чем следует, степени. Слова общеупотребительные, принадлежащие родному языку, метафоры — вот единственный материал, полезный для стиля проза­ической речи. Доказывается это тем, что все поль­зуются только такого рода выражениями: все обходятся с помощью метафор и слов общеупотребитель­ных. Но, очевидно, у того, кто сумеет это ловко сделать, иностранное слово проскользнет в речи не­заметно и будет иметь ясный смысл. В этом и за­ключается достоинство ораторской речи. Из имен омонимы полезны для софиста, потому что с по­мощью их софист прибегает к дурным уловкам, а синонимы — для поэта; я называю общеупотребительными словами и синонимами, например, такие слова, как «отправляться» и «идти»: оба они и общеупотребительны, и одно­значны.
О том, что такое каждый из этих [терминов], сколько есть видов метафоры, а равно и о том, что последняя имеет очень важное значение и в поэ­зии, и в прозе, — обо всем этом было говорено, как мы уже заметили, в сочинении, касающемся поэ­тики, в прозаической речи на это следует обращать тем больше внимания, чем меньше вспомогательных средств, которыми пользуется прозаическая речь по сравнению с метрической. Метафора в высокой сте­пени обладает ясностью, приятностью и прелестью новизны, и нельзя заимствовать ее от другого лица.
Нужно употреблять в речи подходящие эпитеты и метафоры, а этого можно достигнуть с помощью аналогии; в противном случае [метафора и эпитет] покажутся неподходящими, вследствие того что про­тивоположность двух понятий наиболее ясна в том случае, когда эти понятия стоят рядом. Нужно рассудить, что так же [подходит] для старика, как пур­пуровый плащ для юноши, потому что тому и дру­гому приличествует не одно и то же. И если же­лаешь представить что-нибудь в прекрасном свете, следует заимствовать метафору от предмета, лучше­го в этом самом роде вещей; если же [хочешь] вы­ставить что-нибудь в дурном свете, то [следует за­имствовать ее] от худших вещей, например, так как [приводимые понятия] являются противоположно­стями в одном и том же роде вещей, о просящем милостыню сказать, что он просто обращается с просьбой, а об обращающемся с просьбой сказать, что он просит милостыню, на том основании, что оба [выражения обозначают] просьбу, и значит по­ступить указанным образом. Так, и Ификрат⁶ на­зывал Каллия нищенствующим жрецом Кибелы, а не факелоносцем. На это Каллий говорил, что [Ификрат] — человек непосвященный, ибо в про­тивном случае он называл бы его не нищенствую­щим жрецом Кибелы, а факелоносцем. И та и дру­гая должность имеет отношение к богине, но одна из них почетна, а другая нет. Точно так же [ли­ца посторонние] называют [окружающих Дионисия] Дионисиевыми льстецами, а сами они называют себя художниками. И то и другое название — метафора, но первое [исходит от лиц], придающих этому гряз­ное значение, а другое [от лиц, подразумевающих] противоположное. Точно так же и грабители назы­вают себя теперь пористами⁷ (сборщиками чрезвычайных податей). С таким же основанием можно сказать про человека, поступившего несправедливо, что он ошибся, а про человека, совершившего ошиб­ку, что он поступил несправедливо, и про человека, совершившего кражу, что он взял, а также — что он ограбил. Выражение, подобное тому, какое упо­требляет Телеф у Еврипида, говоря:

Весла владыка, он явился в Мидию, —⁸
такое выражение неточно, потому что слово «владыка» есть более значительное, чем следует, и оно ничем не прикрыто. Ошибка может заключаться и в самых слогах, когда они не заключают в себе при­знаков приятного звука; так, например, Дионисий, прозванный Медным,⁹ называет в своих элегиях поэ­зию криком Каллиопы на том основании, что и то и другое — звуки. Эта метафора нехороша вслед­ствие неясного смысла выражений. Кроме того, на предметы, не имеющие имени, следует переносить названия не издалека, а от предметов родственных и однородных так, чтобы было ясно, что оба пред­мета родственны, раз название произнесено, как, на­пример, в известной загадке:
Видел я мужа, огнем прилепившего медь к человеку.¹⁰
Эта операция не имеет термина, но то и другое означает некоторое приставление, поэтому когда ставят банку, это называется приклеиванием. И во­обще из хорошо составленных загадок можно заим­ствовать прекрасные метафоры; метафоры заключа­ют в себе загадку, так что ясно, что [загадки] — хорошо составленные метафоры. [Следует еще переносить названия] от предметов прекрасных; красота слова, как говорит Ликимний,¹¹ заключается в самом звуке или в его значении, точно так же и безобразие. Есть еще третье [условие], которым опровергается софистическое правило: неверно утверждение Брисона, будто нет ничего дурного в том, чтобы одно слово употребить вместо другого, если они значат одно и то же. Это ошибка, потому что одно слово более употребительно, более подходит, скорей мо­жет представить дело перед глазами, чем другое. Кроме того, и разные слова представляют предмет не в одном и том же свете, так что и с этой сто­роны следует предположить, что одно [слово] прекраснее или безобразнее другого. Оба слова озна­чают прекрасное или безобразное, но не [говорят], поскольку оно прекрасно или поскольку безобразно, или [говорят об этом], но [одно] в большей, [другое] в меньшей степени. Метафоры следует заимство­вать от слов прекрасных по звуку, или по значению, или [заключающих в себе нечто приятное] для зре­ния или для какого-либо другого чувства. Напри­мер, есть разница в выражениях о заре: «розоперстая» лучше, чем «пурпуроперстая», а «красноперстая» хуже.
То же и в области эпитетов: можно создавать эпи­теты на основании дурного или постыдного, например [эпитет] «матереубийца», но можно также создавать их на основании хорошего, например «мститель за отца».¹² Точно так же и Симонид,¹³ когда победитель на мулах предложил ему незначительную плату, от­казался написать стихотворение под тем предлогом, что он затрудняется воспевать «полуослов». Когда же ему было предложено достаточное вознаграждение, он написал:

Привет вам, дочери быстроногих, как вихрь,
кобылиц,
хотя эти мулы были также дочери ослов.

С той же целью можно прибегать к уменьшительным выра­жениям: уменьшительным называется выражение, представляющее и зло, и добро меньшим, [чем оно есть на самом деле]; так, Аристофан в шутку говорил в своих «Вавилонянах»¹⁴: «кусочек золота» вмес­то «золотая вещь», вместо «платье» — «платьице», вместо «поношение» — «поношеньице» и «нездоровьице». Но здесь следует быть осторожным и со­блюдать меру в том и другом.
____________
⁵ Феодор — прославленный трагический актер.
⁶ Ификрат — афинский полководец; Каллий, сын Гиппоника, — аристократ, посвященный в Элевсинские таинства. Сан жреца-факелоносца (дадуха) фри­гийской богини Кибелы, Матери богов, передавался из поколения в поколение внутри знатных родов и считался крайне престижным. Напротив, нищенствующие жрецы (метрагирты) Кибелы были объектами общественного презрения, в экстатическом состоянии они часто оскоп­ляли себя: здесь можно усмотреть намек на отсутствие у Каллия мужественности. Дионисиевы льстецы — ин­теллектуальное окружение тирана Дионисия Старшего.
⁷ ...грабители называют себя пористами... — Греч. — сборщик податей для чрезвы­чайных государственных расходов в Афинах.
⁸ Весла владыка... — фрагмент из несохранившейся трагедии Еврипида «Телеф».
⁹ Дионисий Медный — оратор и поэт начала V в. до н. э.: получил свое прозвище за совет ввести в Афинах медные деньги.
¹⁰ Видел я мужа... — загадка легендарной поэтессы Клеобулины из Линда. Ср. Поэтика 22. 58а26.
¹¹ Ликимний — ученик Горгия, автор трактата о ри­торике (см. ниже 13.5). Брисон — оратор и софист из Гераклеи Понтийской.
¹² ...«Матереубийца», «мститель за от­ца» — эпитеты Ореста. См.: Еврипид. Орест 1587-1588.
¹³ Симонид Кеосский в глазах Аристофана был оли­цетворением жадности, готовым на все ради богатства (Мир 697—699).
¹⁴ ...так, Аристофан в шутку говорил в... «Вави­лонянах». — Имеется в виду утраченная комедия Аристофана.