Предисловие

В "Deutsch-Französische Jahrbücher" я обещал дать критику науки о праве и государстве в виде критики гегелевской философии права ¹¹. При обработке материалов для печати оказалось, что совмещение критики, направленной только против спекулятивного мышления, с критикой различных предметов самих по себе совершенно нецелесообразно, что оно стесняет ход изложения и затрудняет понимание. Кроме того, обилие и разнородность подлежащих рассмотрению предметов позволили бы втиснуть весь этот материал в одно сочинение только при условии совершенно афористического изложения, а такое афористическое изложение, в свою очередь, создавало бы видимость произвольного систематизирования. Вот почему критику права, морали, политики и т.д. я дам в ряде отдельных, следующих друг за другом самостоятельных брошюр, а в заключение попытаюсь осветить в особой работе внутреннюю связь целого, взаимоотношение отдельных частей и, наконец, подвергну критике спекулятивную обработку всего этого материала ¹². По этим соображениям в предлагаемой работе связь политической экономии с государством, правом, моралью, гражданской жизнью и т.д. затрагивается лишь постольку, поскольку этих предметов ex professo^* касается сама политическая экономия.
Читателя, знакомого с политической экономией, мне незачем уверять в том, что к своим выводам я пришел путем вполне эмпирического анализа, основанного на добросовестном критическом изучении политической экономии.
^** который, чтобы скрыть свое полное невежество и скудоумие, оглушает положительного критика такими выражениями, как "утопическая фраза", "совершенно чистая, совершенно решительная, совершенно критическая критика", "не только правовое, но общественное, вполне общественное общество", "компактная массовая масса", или "ораторствующие ораторы массовой массы", – этому рецензенту ¹³ надлежит еще сперва представить доказательства того, что помимо своих теологических семейных дел он вправе претендовать на участие в обсуждении также и мирских дел.>^***
Само собой разумеется, что, кроме французских и английских социалистов, я пользовался трудами также и немецких социалистов ¹⁴. Однако содержательные и оригинальные немецкие труды в этой науке сводятся, – не считая сочинений Вейтлинга, – к статьям  Гесса, помещенным в сборнике "Двадцать один лист" ¹⁵, и к "Наброскам к критике политической экономии" Энгельса, напечатанным в "Deutsch-Französische Jahrbücher" ¹⁶, где я, в свою очередь, в самой общей форме наметил первые элементы предлагаемой работы ¹⁷.
Фейербаха. Тем не менее, против его "Философии будущего" и напечатанных в "Anekdota" "Тезисов к реформе философии" ¹⁸ – несмотря на то, что эти работы молчаливо используются, – был, можно сказать, составлен настоящий заговор молчания, порожденный мелочной завистью одних и подлинным гневом других.>
Только от Фейербаха ведет свое начало положительная гуманистическая и натуралистическая критика ¹⁹. Чем меньше шума он поднимает, тем вернее, глубже, шире и прочнее влияние его сочинений; после "Феноменологии" и "Логики" Гегеля это – единственные сочинения, которые содержат подлинную теоретическую революцию.
Заключительная глава предлагаемого сочинения – критический разбор гегелевской диалектики и философии вообще – представлялась мне совершенно необходимой в противовес критическому теологу нашего времени потому, что подобная работа еще не проделана. Неосновательность – их неизбежный удел: ведь даже критический теолог остается теологом, т.е. либо он вынужден исходить из определенных предпосылок философии как какого-то непререкаемого авторитета, либо, если в процессе критики и благодаря чужим открытиям в нем зародились сомнения в правильности этих философских предпосылок, он трусливо и неоправданно их покидает, от них абстрагируется, причем его раболепие перед этими предпосылками и его досада на это раболепие проявляются теперь только в отрицательной, бессознательной и софистической форме.
чистоте своей собственной критики, либо, чтобы отвлечь внимание читателя и свое собственное внимание от необходимой полемики критики с ее материнским лоном – гегелевской диалектикой и немецкой философией вообще, – чтобы уйти от необходимости преодоления современной критикой ее собственной ограниченности и стихийности, более того, он пытается создать такое впечатление, будто критике приходится иметь дело лишь с некоей ограниченной формой критики вне ее – с критикой, остающейся, скажем, на уровне XVIII века, – и с ограниченностью массы. И, наконец, когда делаются открытия относительно сущности его собственных философских предпосылок – такие, как открытия Фейербаха, – то критический теолог создает видимость, будто сделал эти открытия не кто другой, как он сам. Он создает эту видимость будучи неспособным на такие открытия, швыряя, с одной стороны, результаты этих открытий в виде готовых лозунгов еще находящимся в плену у философии писателям; с другой стороны, он убеждает себя в том, что по своему уровню он даже возвышается над этими открытиями, с таинственным видом, исподтишка, коварно и скептически оперируя против фейербаховской критики гегелевской диалектики теми элементами этой диалектики, которых он еще не находит в этой критике и которые ему еще не преподносятся для использования в критически переработанном виде. Сам он не пытается и не в состоянии привести эти элементы в надлежащую связь с критикой, а просто оперирует ими в той форме, которая свойственна гегелевской диалектике. Так, например, он выдвигает категорию опосредствующего доказательства против категории положительной истины, начинающей с самой себя. Ведь теологический критик находит вполне естественным, чтобы философы сами сделали все нужное, дабы он мог болтать о чистоте и решительности, о совершенно критической критике, и он мнит себя истинно преодолевшим философию, когда он, например, ощущает, что тот или иной момент Гегеля отсутствует у Фейербаха, – ибо за пределы ощущения к сознанию теологический критик так и не переходит, несмотря на все свое спиритуалистическое идолослужение "самосознанию" и "духу".>
Теологическая критика, которая в начале движения была действительно прогрессивным моментом, при ближайшем рассмотрении оказывается в конечном счете не чем иным, как выродившимся в теологическую карикатуру завершением и следствием старой философской и в особенности гегелевской трансцендентности. В другом месте я подробно покажу эту историческую Немезиду, этот небезынтересный суд истории, которая предназначает теперь теологию, искони являвшуюся гнилым участком философии, к тому, чтобы на себе самой продемонстрировать отрицательный распад философии, т.е. процесс ее гнилостного разложения ²⁰.
 фейербаховские открытия относительно сущности философии все еще – по крайней мере для того чтобы доказать их – делали необходимым критическое размежевание с философской диалектикой, читатель увидит из самого моего изложения.> [XL]
_____________
^* специально. – Ред.
^** Имеется в виду Б. Бауэр. – Ред. 
^*** Абзацы, заключенные в угловые скобки, в рукописи перечеркнуты. – Ред.
¹¹ Началом этой критики является работа К. Маркса "К критике гегелевской философии права. Введение".
¹² Это намерение не было осуществлено. Возможно, писать названные брошюры Маркс не стал не столько в силу различных внешних обстоятельств, а потому, что пришел к убеждению о невозможности самостоятельного научного рассмотрения вопросов права, морали, политики и других категорий надстроечного порядка, пока не будет дан научный анализ базиса всякого общества, в том числе буржуазного, – производственных отношений.
¹³ Имеется в виду Б. Бауэр, опубликовавший в "Allgemeine Literatur-Zeitung" две большие рецензии на книги, статьи и брошюры по еврейскому вопросу. Из этих рецензий, помещенных в выпуске I (декабрь 1843 г.) и выпуске IV (март 1844 г.) указанной газеты, и взято большинство цитируемых здесь Марксом выражений. Выражения "утопическая фраза" и "компактная масса" встречаются в статье Б. Бауэра "Что является теперь предметом критики?" в выпуске VIII "Allgemeine Literatur-Zeitung" (июль 1844 г.). Развернутая критика этого ежемесячника была позднее дана Марксом и Энгельсом в работе "Святое семейство, или Критика критической критики".
¹⁴ К этому времени Маркс, владевший, помимо немецкого, также и французским языком, достаточно хорошо был знаком с французской литературой. Он читал, а часто и конспектировал труды Консидерана, Леру, Прудона, Кабе, Дезами, Буонарроти, Фурье, Лаотьера, Вильгарделя и других авторов. Английским языком в первой половине 40-х гг. Маркс еще не владел и поэтому мог пользоваться произведениями английских социалистов лишь в переводах на немецкий или французский языки. Так, сочинения Оуэна он знал по французским переводам, а также по работам французских авторов, излагавших взгляды Оуэна. Текст самих "Экономическо-философских рукописей" и другие источники не содержат указаний на более обширное знакомство с творчеством английских социалистов, которое заметно позднее, например в "Нищете философии", написанной в 1847 году.
¹⁵ Помимо главного произведения Вейтлинга "Гарантии гармонии и свободы" (1842), Маркс имеет, вероятно, в виду и статьи, публиковавшиеся в журналах, издаваемых самим Вейтлингом в 1841-1843 гг., а также написанное Вейтлингом программное сочинение для Союза справедливых "Человечество, каково оно есть и каким оно должно быть". В изданном Георгом Гервегом сборнике "Einundzwanzig Bogen aus der Schweiz". Zürich und Winterthur, 1843 ("Двадцать один лист из Швейцарии". Цюрих и Винтертур, 1843) были анонимно опубликованы три статьи Гесса: "Социализм и коммунизм", "Философия действия", "Единая и полная свобода".
¹⁶ См. настоящее издание, т. 1, стр. 544-571.
¹⁷ В письмах Маркса к Руге, в его статьях "К еврейскому вопросу", "К критике гегелевской философии права. Введение", опубликованных в "Deutsch-Französische Jahrbücher" (февраль 1844 г.), прослеживаются по крайней мере следующие первые элементы содержания "Экономическо-философских рукописей" - "Критики политики и политической экономии": требование беспощадной критики существующего мира как одной из важнейших предпосылок образования нового мира; призыв к критике политики, к занятию определенной партийной позиции в политике и установление, таким образом, живой связи теории с действительной борьбой; раскрытие природы денежного фетишизма в буржуазном обществе, сущности денег как отчужденной от человека сущности его труда и его бытия; постановка проблемы отчуждения человека от себя самого и от природы в условиях капитализма; критическая оценка утопического ("тогдашнего") коммунизма – той его формы, которую проповедовали Кабе, Дезами, Вейтлинг и другие; акцент на уничтожение частной капиталистической собственности, как главной цели и содержания радикальной социальной революции ("общечеловеческой эмансипации"); тезис об образовании и возвышении с развитием капитализма пролетариата – класса, который призван уничтожить частную собственность и быть "сердцем", т.е. основной движущей силой революционного переустройства общества.
¹⁸ L. Feuerbach. "Grundsätze der Philosophie der Zukunft". Zürich und Winterthur, 1843 (Л. Фейербах. "Основные положения философии будущего". Цюрих и Винтертур, 1843).
Статья Л. Фейербаха "Предварительные тезисы к реформе философии" была напечатана во втором томе сборника "Anekdota zur neuesten deutschen Philosophie und Publicistik" ("Неизданное из области новейшей немецкой философии и публицистики"), В этот двухтомный сборник кроме работ других авторов входила статья Маркса "Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции". Опубликованная здесь статья "Лютер как третейский судья между Штраусом и Фейербахом", автором которой до недавнего времени считался Маркс, была написана Л. Фейербахом.
¹⁹ Маркс подразумевает здесь все материалистическое воззрение Фейербаха в целом, которое сам Фейербах называл "натурализмом" и "гуманизмом", или "антропологией" и в котором развивалась та мысль, что новая, т.е. фейербаховская, философия делает человека как неотъемлемую часть природы (натуры) своим единственным и высшим предметом. Такая философия, или антропология, по мысли Фейербаха, включает в себя физиологию и становится универсальной наукой; сущность нового времени, утверждал он, составляет обожествление действительного, материально существующего; сущность новой философии заключается в отрицании теологии, в утверждении материализма, эмпиризма, реализма, гуманизма.
²⁰ Это свое намерение Маркс вскоре после написания данного "Предисловия" выполнил совместно с Энгельсом в книге "Святое семейство, или Критика критической критики" (см. настоящее издание, т. 2).