Для возможного теоретического обоснования обучения маленьких детей в Школе диалога культур весьма полезны книги Мирона Петровского. (Мирон Петровский. Книги нашего детства. Крокодил в Петрограде. М. “Книга”, 1988; Мирон Петровский. Книга о Корнее Чуковском. М.. 1966). Это он, Мирон Петровский впервые рассмотрел “Золотой ключик” Алексея Толстого как веселую пародию на российскую действительность. Он придумал, что Пьеро – это Блок, а Карабас Барабас – Мейерхольд. Если бы книга вышла чуть позже, я уверен, Мирон Петровский пошел бы дальше и догадался, что неунывающий лысый предводитель кукол, у которого папа – Карл, конечно, Владимир Ульянов.
(Моя бабушка, Ольга Викторовна Недригайлова-Николаева, была делегатом Первого съезда советов. Лысый, огненно-рыжий маленький веселый человечек сидел в соседнем ряду. “Есть такая партия!” он закричал невероятно громко и весело, а выступающего почти что оттолкнул.)
Вот Мирон Петровский полемизирует с Блоком. Оказывается, Блок полагал, что многообразные работы Чуковского не объединены никакой “длинной фантастической мыслью”.
Между тем, полагает Петровский, таковая мысль у Чуковского была. “Длинной фантастической мыслью” Чуковского – или “темой жизни”, как он сам это называл,- был синтез демократии и культуры, демократическая культура.
Отсюда постоянное вынимание Чуковского ко всяческим проявлениям “низовой” культуры. Отсюда же происходит стилистика критических и литературоведческих работ Чуковского, словно бы нарочно приспособленных к тому, чтобы говорить о самых сложных и высоких материях с самым простодушным читателем и одновременно радовать вкус читателя изощренного. Подобную задачу – своим нелегким путем - решал для себя Александр Блок.
Петровский полагает, что сказки Чуковского – “мои крокодилиады”, как именовал их автор, - представляют собой перевод на “детский язык” великой традиции русской поэзии.
К оценкам Петровского стоит приглядеться подробнее.
“…То обстоятельство, что ритмический рисунок этой строфы (первой строфы “Крокодила” – С. К.) роднит Чуковского с Блоком, было замечено гораздо позже.” (Мирон Петровский. Книги нашего детства. М., 1988, с. 29) “Строфа дает чрезвычайно выразительное соответствие ритмическим ходам “Двенадцати” – за два года до великой поэмы Блока” (с.29-30).
“Чуковский как бы распахнул окно кабинета на улицу, и оттуда ворвались отголоски эстрадной песенки, стишка полубульварного поэта и воровской частушки, смешавшись с голосами литературной классики, звучавшими в помещении” (с. 30).
Позже, уже в советское время, мир гимназии и мир жизни столкнет Валентин Катаев, познакомив Гаврика и Петю, подобно тому, как Николай Кузанский познакомил Ложечника и Кардинала и выяснил, что как субъекты мышления они равны и не могут существовать друг без друга.
Мирон Петровский подчеркивает “полигенетичность” цитат Блока и строф Чуковского (с.30) – они восходят ко многим источникам сразу.
“Обилие голосов и отголосков русской поэзии – от ее вершин до уличных низов – превращает сказку…в творчески переработанную хрестоматию или антологию, в необыкновенный ”парафраз культуры”. “Крокодил” -…альбом, принявший на свои страницы… невольные вклады десятков поэтов” (с.30).
“Система образов превращает “Крокодила” в предварительный, вводный курс русской поэзии… Для читателя-ребенка эти отзвуки неощутимы, они отсылают его не к текстам, пока еще не знакомым, а к будущей встрече с этими текстами” (с.33).
“Чужие ритмы и лексика намекают на образ стихотворения, с которым сказочник хочет познакомить маленького читателя” (с.33)
“Смысл словесных и ритмических отзвуков русской поэзии в “Крокодиле” – культурно-педагогический. Сказочник готовит наследника к вступлению в права наследования…” (с.33).
Мы не ошибитсь в выборе Поэта и Книги для переходного возраста. Чуковский – это поэт кризиса 7 лет. Великолепно обустроившись в устных жанрах возраста “от двух до пяти”, Чуковский в “Тараканище”, “Краденом солнце”, “Бармалее” помогает шестилетнему ребенку сохранить себя вечным дошкольником. А в “Крокодиле” и “Бибигоне” Чуковский на родном языке дошкольника создает идеальную форму будущего чтения – семилетний, восьмилетний, девятилетний младший школьник будет читать Пушкина, Крылова, Лермонтова, Толстого, Чехова, Маяковского, Ахматову, Гумилева, Мандельштама, Пастернака. И мечтать о Наполеоне и Суворове.
Мирон Петровский замечает: “Одну из следующих своих “Крокодилиад” – “Мойдодыр” – Чуковский снабдит подзаголовком “Кинематограф для детей” (с.35) Великий литературовед и теоретик языка кино Юрий Тынянов напишет Чуковскому:
Пока
Я изучал проблему языка
Ее вы разрешили
В “Крокодиле”.
“Тынянов писал, что в детской поэзии до ”Крокодила” “улицы совсем не было…”…Детская комната, площадка для игр и лоно природы были пространством детских стихов.” (с.37).
У Чуковского “поэтика, основанная на этикете,была заменена поэтикой глагольной” (с.38) .
“Если, скажем, “Мойдодыр” – повесть, то “Крокодил” – роман, и пусть шестилетние дети наряду с повестями – услаждаются чтением романа” (с.47).
И Мирон Петровский рассказывает, что “Крокодил” печатался, как роман, в журнале “Нива”, номер за номером.
“В стихотворной сказке Чуковского Ре-Ми сделал замечательное открытие. Он открыл в ней… образ автора, образ сказочника… Совершив открытие, напоминающее отчасти тыняновское (речь идет о понятии “лирический герой” – С. К.), Ре-Ми вывел образ сказочника – изобразил Чуковского в обществе Крокодила и Вани Васильчикова.” (с.52).
…В нашем классе на стене – занавес к постановке “Бармалея”, изготовленный Аниной мамой. Посредине занавеса – маска Бармалея, выполненная художницей Ириной Литовской, посмотревшей наш спектакль и решившая изобразить одного из героев. (Эту маску потом можно было купить в магазинах Харькова. Получилась замечательная детская игрушка – маску можно было сделать самим по деталям и чертежу.) Возле маски Бармалея – маска Акулы, она была на Ане во время спектакля. Много фотографий: Чуковский, Чуковский и Блок, Чуковский и Мандельштам. Дарина –фотомодель. Дарина на новогоднем утреннике. Катя в розовом платье(“Могу и сейчас показать – оно в том шкафу висит”) читает украинские стихи. Катина мама надувает шарик. Никита – крокодил сейчас проглотит Бармалея. Никита в Турции - нашел магический квадрат, такой же, какой нужно было заполнить в математическом домашнем задании, и радуется. Андрюша держит в руках самое дорогое существо на свете – огромного паука.
Все это мы берем с собой во второй класс.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии