Можно заметить, как в речи Сократа будто бы невзначай появляются странные, вроде бы синонимические подмены. То он заменит пару “ощущаемое” - “ощущающее” на пару “то, что мнится тому, кто мнит — – ” (158е), то, как мы видели, возведет ощущающего в судью, способного судить и не ошибаться в мыслях о своем мире. И когда собеседникам кажется, что справедливость гипотезы утверждена, он наконец обращает внимание на противоречие самой формы гипотезы ее содержанию: ведь нам в качестве знания, претендующего на истинность, предлагается не ощущение, не эстесис, а логос — высказывание, суждение, мнение.
Тезис «как каждому кажется, так оно для него и есть» не кажется, а сказан. Сказанный в сочинении под названием “Истина”, он подразумевает, что возможны и другие, ошибочные тезисы, хотя содержание тезиса Протагора (в редакции Сократа) как раз такую возможность не допускает. «...Если для каждого истинно то, что он мнит (), опираясь на () ощущения, и никто не может разбираться () в переживаниях () другого лучше, чем он сам, никто же другой и не более властен, чем он сам, рассматривать его мнение, правильно оно или ошибочно, если, как часто говорилось, каждый исключительно сам составляет свои мнения, и все они правильны и истинны, с какой же стати, друг мой, Протагор столь мудр, что справедливо почитается достойным быть учителем других за большую плату, мы же — неучи и должны ходить к нему в школу, тогда как каждый из нас сам есть мера своей мудрости”(161e, пер.Т.В.). И вся диалектика, которой занимается Сократ, т.е. рассмотрение, обсуждение и опровержения «фантазий и мнений» друг друга, — пустое дело (ib.).
Стоит, значит, перетолковать (и без того уже перефразированный) тезис Протагора, почти синонимически заменив в нем “казаться-являться” () на “казаться-мниться” (, — см. 170а), как его спорность станет очевидной. В непосредственной “истинности” (тождестве) ощущаемого и ощущающего равны не только все люди, но и все живые существа (более того, все сущее вообще, поскольку быть означает производить действие и/или испытывать его). Животные (и растения — см. 167с) в этом отношении даже “равнее”, их чутье, их инстинкт не испорчены рассуждениями, они знают сразу. Тождество ощущаемого и существующего — знание — для них просто условие выживания. Они не нуждаются в том, чтобы на основании ( — через, с помощью, т.е. уже не в тождестве) испытываемого составлять мнения относительно испытываемого. Составленное же мнение (в отличие от ощущения) само по себе вовсе не тождественно мнящемуся, оно предполагает некое выпадение из мира производимых и тут же испытываемых впечатлений.
Внутреннее столкновение по сути дела двух мнений о знании — знание-эстесис и знание-докса (мнение),— происходящее в самом логосе Теэтетовой гипотезы, показывает, что идея знания не может быть сведена к эстесис. Она сама себя опровергает. Мы обращаем внимание на то, что знание сообщено нам Протагором в форме мнения (в форме одного логоса-определения, высказанного относительно того, что охвачено одним эйдосом), что он обучает своему знанию, что он утверждает свое мнение в качестве более мудрого, более знающего, чем другие, — что, стало быть, все это как-то относится к самой идее знания. Как именно, остается тем не менее не ясным. И главная неясность в том, что этим, слишком, может быть, формальным сомнением не затрагивается само основание эстесис-гипотезы: ощущение есть ощущение существующего. Все иные смыслы — источники возможных возражений — будут висеть в воздухе, пока мы не усмотрим их возможность в отношении к определенной идее существования, бытия.
Поэтому после всех этих забегающих вперед сомнений приходится все же вернуться к исходной гипотезе и снова испытать ее на прочность.
Если знать, значит, например, видеть, то разве, закрыв глаза, я не продолжаю помнить то, что видел, т.е. все еще знать? Что же я одновременно и знаю (помню) и не знаю (не вижу)? А из того, что у ощущения есть степени, не следует ли, что степени есть и у знания, между тем, если знание есть ощущение потому, что то, что производит впечатление, тождественно с тем, что его воспринимает, то никаких степеней быть не может? В ответ на эти — содержательные — сомнения, ставящие собеседников в тупик, Сократ широким жестом не только возвращает заподозренную было “Истину” Протагору, но и в произнесенной от его имени апологетической речи (166а-168с) существенно расширяет смысл протагорова тезиса. Во-первых, надо быть последовательным: то, что происходит, положим, в потемках внутреннего зрения, — совершенно новое событие. Закрыв глаза, “я” оказываюсь другим, да ведь и то, что я в этом случае “вижу” — другое. Чего я не вижу, — а потому и не знаю, — так это связи одного с другим, которую вы называете памятью. То же самое справедливо и относительно степени: все это разные события восприятия, а не степени одного. Близорукий видит столь же истинно свое, как зоркий — свое. И почему, в самом деле, видение здорового истиннее видений больного? Все подобные противоречия возникают оттого, что неявно допускают нечто, что эстесис-гипотеза как раз отрицает, а именно, нечто неизменное в потоке существования, например, некую запечатлеваемую в произведенном впечатлении форму или нечто, существующее независимо от производимых им впечатлений.
Но почему же тогда Протагор почитается и ценится как софист-мудрец, чем он мудрее головастика, вполне тождественного своим ощущениям? А говоря серьезно, почему, утверждая, что каждый сам мера своего мира, он все же полагает это утверждение истинней других? Вот тут в речи Сократа-Протагора открывается кое-что новое.
Каково каждому чувствуется, таково оно и есть для него. Что тут спорить? Кто вырвет меня из мира моих захватывающих переживаний и безусловных значимостей? Можно ли заставить больного изменить свое мнение о звучащей музыке, которая на мой, скажем, слух приятна, если каждый звук причиняет ему страдание? Разве это страдание не настоящее? Разве для него мучительность не существующее качество существующих звуков? И если он скажет это, он скажет только то, что испытывает, т.е. истину. «...Никому еще не удалось заставить человека, имеющего ложное мнение, изменить его впоследствии на истинное, ибо нельзя иметь мнение о том, что не существует, или отличное от того, что испытываешь: последнее всегда истинно» (167а, пер. Т.В.). Я выделил курсивом развернутую и внутренне обоснованную формулировку нашего тематического тезиса. Существовать значит оказывать себя, производить действие; знать значит испытывать эти действия (в этом смысле камень, например, знает воду в качестве того, что его точит); высказать то, что испытываешь, значит высказать то, что есть, значит высказать истину. Связь сущего (), ощущения () и истинного мнения ( ), связь, которая и составляет знание (), здесь прямая и ясная. Протагор прав, знание таково. Но мудрость Протагора-мудреца (софиста) заключает в себе кое-что еще.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии