Теперь — совсем о другом. В основном тексте этого доклада я уже говорил, и довольно детально — о тождестве цивилизации и гражданского общества в эпоху Нового времени. Однако сейчас, после углубленного внимания к онто-логическим соблазнам и испытаниям диалога культур в XX веке, кое-что возможно сформулировать более жестко и определенно.
В современную эпоху, когда формируются средоточия индивидуально-всеобщего труда, — прежде всего в очагах автоматизации и информационной революции, — в эту эпоху именно договорные связки гражданского общества в решающей степени облегчают естественный переход к “социуму культуры”.
Вот несколько предположений, объясняющих эту переходную роль гражданского общества (наряду с его ролью в нормальной жизни промышленной цивилизации)76.
Во-первых, возможно утверждать, что свободное время, столь значимое в культуре (время свободно выбираемого творчества, время создания и прочтения произведений) и свободное время — в цивилизации (время досуга, частной жизни, время взаимообращения двух форм детерминации — см. выше) в гражданском обществе XX века все более сближаются и органически переходят друг в друга. Свободное время приобретает непосредственное значение в производственной деятельности, постепенно сводя на нет марксову движущую дихотомию “времени необходимого и времени прибавочного”... Этот процесс в значительной мере подготавливает основные составляющие “социума культуры”.
Во-вторых, реальный диалог культур оказывается возможным и оберегается от срыва в склоку национальных и континентальных амбиций, когда его полем напряжения оказывается “охлажденное пространство” гражданского общества, то есть когда в диалог культур включаются отдельные, — очерченные цивилизационным “меловым кругом”, — “разобщенные” индивиды, связанные лишь свободными договорными отношениями. Люди, уже разведенные по разным частным вселенным. Просто по-человечески насущные друг другу. Насущные через пропасть особенности. Именно такая позиция исходна для диалогического общения, которое — всегда — есть выбор, решение, личный онтологический риск. В атмосфере диффузного, общинного, национального, государственного предопределенного коллективизма (форм псевдо-коллективности) такое культурно диалогическое общение невозможно. Диалог безоговорочно оборачивается кровопролитием.
Конечно, цивилизационные, правовые связи лишь антитетическая предпосылка связей диалогических, культурных, но предпосылка необходимая, неизбежная. Диалог культур и в этом случае может не состояться, но состояться он может только так, только в пространстве гражданского общества. Сюда же относится и более элементарная ситуация. Простите за банальность, но диалог культур, а если совсем просто — личное общение людей — возможно лишь тогда, когда эти, через произведения общающиеся люди, — люди воспитанные, когда их подсознание прочно “заперто на замок” ( в глубокие подземелья), не может прорваться в трудное, разумное, рефлективное, то есть — отстраненное от собственного разума, прочтение, созерцание, слышание и — конечно — превращение замысла в плоть... корневых произведений культуры... Или — когда это “подсознание” проходит через иголье ушко феноменов культуры. Взрывы подсознания: кликушеского, мистического, расового, шаманского или иных известных нам образцов, такие магматические взрывы сминают, аннигилируют саму возможность личного общения. Вне цивилизации и воспитания, вне элементарной воспитанности “общаются” рефлексы и эмоции, но не человеки. В процессе перехода к социуму культуры, с характерным для него особенным значением свободного времени (вне вынужденно необходимой дисциплины машинного производства), элементарная воспитанность “обречена” все более уходить в подсознание, сливаться с нашей телесностью и — это даже не парадокс — становиться особенно насущной. Ведь свободное время, пронизывающее все поры современной жизни, это пока что, в основном, отнюдь не время культуры, но дикое, еще не освоенное время ничего неделанья, мистического и не мистического хулиганства, время варварства. Вне осточертевших схематизмов воспитанности (их внедрение — долгий процесс) свободное время, долженствующее стать временем культурной доминанты, оказывается временем убиения культуры.
В-третьих. Гражданское общество каждый раз “перенормирует” связи экономически и производственно принудительные в связи внеэкономические и вне-производственные, личностные и индивидуальные, хотя бы в самой земной форме свободного найма и продажи рабочей силы, то есть некоего отстраненного — договорного — отношения к собственным своим способностям, возможностям и определениям. Этот схематизм “перенормировки”, эта исходная, зачастую трагическая (в форме безработицы) свобода по отношению к самому себе и оказывается цивилизационной основой “цивилизованного” перехода к обществу самодетерминации и “самодеятельности”.
В-четвертых. На мой взгляд, основной социологической ошибкой Маркса было сведение решающих форм деятельности — соответственно — определяющих исторических субъектов Нового времени к одному промышленному (совместному) труду и — совокупному работнику: пролетариату, в его отношениях с капиталистом. Отсюда и классовая борьба (по вертикали...) как основная система связей промышленной цивилизации. Все остальные социальные силы: крестьянство и интеллигенция — лишь маргинальные узоры и усложнения, вплетаемые в этот основной конфликт. Между тем, исторический субъект деятельности Нового времени включает в себя три совсем различных формы деятельности и формы общения. Это — совокупный работник труда промышленного, основанного на совместной деятельности, на коллективном изготовлении одного продукта — паровоза, станка, ткани, под одной крышей, в режиме мануфактурного, а затем — машинного разделения труда. Это — далее — работник труда сельскохозяйственного, когда человек остается наедине с природными процессами, когда “полуфабрикатность” и совместность по сути исключены, когда действует закон, по которому рост производительности труда зависит от уменьшения числа действующих лиц (по Чаянову — до размера малой фермерской семьи) на все большую площадь земли... В общении с планетой...
Наконец, это — интеллигент, человек художественного, философского, научно-теоретического труда, труда индивидуально-всеобщего, человек, мыслящий и работающий наедине с собой, наедине с мыслящим человечеством. Это, к примеру, Бор, общающийся с Эренфестом с такой же интенсивностью, как с Галилеем. Здесь основное, что это труд самоустремленный, труд, изменяющий основы человеческого мышления. Коллективизм рабочего (чувство локтя, совокупность результата); общение с природой крестьянина; взвинченный индивидуализм (но соединенный с насущностью alter ego) людей всеобщего труда... Не буду перечислять “плюсы” и “минусы” каждой из этих доминантных форм деятельности, не сводимых и не подчиненных друг другу (это я об идеях “гегемонии” или “диктатуры пролетариата”). Сейчас мне существенно сказать иное: общение этих коренных несводимых форм деятельности и мышления (причем форм, все более углубляющихся и расходящихся в своей исторической значимости), такое общение составляет внутренний остов всех связей гражданского общества. Этот остов и эта связь отнюдь не носят характера “классовой борьбы”, “эксплуатации” и т.д. Но именно этот внутренний переплет и внутренняя корневая система органичны для социума цивилизации Нового времени. Органичны для “вещей культуры” XVII—XIX веков, необходимы в самом схематизме взаимообращения детерминации извне (и из-нутра...) и — самодетерминации. Такая органика есть, вместе с тем, основа естественного спокойного перехода к социуму культуры. Причем этот переход означает все большее сближение определений индивидуального фермерского труда (в треугольнике: человек — машина — природа) и труда индивидуально-всеобщего в городе. Труд “конвейерно-полуфабрикатно-совместный” постепенно — очень постепенно — сходит на нет на основе информационной революции и побед автоматизации. Именно здесь основой становится всеобщий труд. Индивидуально-всеобщий...
Сразу уточню: каркас гражданского общества есть сплетение двух систем. Той “кровеносной” системы, что образована рыночными отношениями — рынком товаров, рынком капиталов, рынком рабочей силы. Это связи: покупатель — продавец; предприниматель — рабочий; фабричное разделение труда... Именно в этой системе формируется индивидуальная свобода распоряжения своей рабочей силой, своим индивидуальным бытием. Это — основа гражданского права. Во-вторых, это система корневых связей между основными субъектами (и основными формами) производительной деятельности и общения: между субъектами промышленного (совместного) — крестьянского — всеобщего (интеллигентного) труда. Эта вторая система, на мой взгляд, наиболее глубинна, определяюща и лежит в основе тех трансформаций, о которых было сказано выше, — трансформаций, совершающихся в матрицах гражданского общества,
Так формируется новый социум, в котором определения “вещей культуры” (см. выше) оказываются со-определяющими и для цивилизационных и для культурообразующих атомов.
Сопряжение “цивилизация — культура” из определений обобщенной Эпохи уходит вглубь каждой монады нашего быта-бытия. Н е становясь от такого углубления менее напряженными и антитетичными...
Но я уже начинаю — даже начал — размышление о будущем, Однако это — совсем иной жанр и иная тема.
Самая пора остановиться: момент почти детективный.
В этом докладе мне хотелось только наметить какие-то начала следующих простых предположений: сопряжение определений культуры и цивилизации, во-первых, крайне существенно для самого понимания культуры; во-вторых, в движении к культуроцентризму XX века принижение цивилизационных скреп крайне опасно, хотя и соблазнительно; в-третьих, проблема такого сопряжения, противопоставления и дополнительности, есть, по сути, проблема естественного, органичного перехода в культуру века XXI.
Но это были именно начала и философские предположения необходимого развернутого исследования.
____________
76 Разбросанно я говорил об этом раньше, но сейчас многое надо подытожить, — в проекции на проблему перехода...
- Войдите, чтобы оставлять комментарии