1. Возрастание роли народных масс в истории

"Народ — творец истории", "народ — решающая сила исторического развития", — гласят широко известные положения исторического материализма.

Однако конкретное историческое раскрытие этих общих положений вызывает немало разногласий.

Так, например, с первого шага возникает вопрос, что именно понимается здесь под термином "народ". Ведь в этот термин в разных случаях вкладывают разный смысл: этнической общности ("народом" называют нацию, народность, племя); совокупности населения страны, государства; большинства населения в противопоставлении правящему меньшинству; производителей материальных благ или вообще — трудящихся, включая работников умственного труда. А. Бутенко предложил обозначать словом "народ" не только трудящиеся массы, но и все те слои, которые в каждое данное время по своему объективному положению способны участвовать в решении прогрессивных задач общественного развития ¹. Действительно, термин "народ" употребляется подчас и в этом смысле. Суть данного предложения состоит в том, чтобы подчеркнуть творческую роль и буржуазии в истории; прогрессивная буржуазия автоматически включается в понятие "народ", поскольку само это понятие определяется как совокупность прогрессивных сил истории.

Чтобы избежать этой укоренившейся в языке многозначности термина "народ", мы будем пользоваться термином "народные массы" (или если и употреблять слово "народ", то только в смысле "народные массы"). Понятие "массы" уже исключает какой-либо нетрудящийся класс, в том числе буржуазию. И в самом деле, вопрос о роли трудящихся масс и вопрос о роли буржуазии в историческом развитии надо рассматривать каждый в отдельности, а не смешивать их. Соединение этих вопросов в один, как увидим, только служит помехой для изучения каждого из них. Под народными массами мы будем понимать трудящиеся массы, т.е. в основном непосредственных производителей материальных благ. Что касается интеллигенции, то она не представляла собой в истории самостоятельной силы; когда мы говорим о народных массах, мы мыслим их, разумеется, не без умов, а с теми умами, которые прямо или косвенно выражали их интересы и чаяния, их вкусы, настроения и мысли.

Другие разногласия возникают по поводу выражений "творец истории", "решающая сила исторического развития". Разве не является решающей силой исторического развития рост производительных сил? Не отступаем ли мы от исторического материализма, от учения об объективных, не зависящих ни от чьей воли законах развития общества, когда говорим о каких-то "творцах" этого процесса? Однако в действительности существование объективных законов, в частности экономических, отнюдь не противоречит творческой роли масс и классов в истории. Марксизм, как подчеркивал В. И. Ленин, отличается замечательным соединением научного анализа объективного хода эволюции с самым решительным признанием революционной энергии, революционного творчества, революционной инициативы масс ². Изучая общественно-экономические процессы, марксист, по словам В. И. Ленина, смотрит на различные группы людей, участвующих в производстве, как на творцов тех или иных форм жизни, задается целью представить всю совокупность общественно-экономических отношений, как результат взаимоотношения между этими группами, имеющими различные интересы и различные исторические роли ³.

Когда мы говорим, что законы развития общества существуют независимо от сознания и воли людей, мы выражаем этим объективность данных законов, т.е. что они, как и все другие законы материального мира, существуют независимо от того, познаны они людьми или нет. Но поскольку это законы бытия людей, а не природы, они осуществляются не иначе как посредством действий людей, а поэтому предполагают энергию, творчество, инициативу людей, их волю, то или иное их сознание. Если закон познан, направление творчества может совпадать с направлением действия закона, если он не познан, он реализуется в процессе столкновения разноречивых, в том числе и антагонистических усилий разных групп людей. Ведь всякий данный способ производства материальных благ таит в себе те или иные противоречия, а также тенденции дальнейшего развития. На этой объективной экономической основе и складывается разноречивость действий людей в общественной жизни, возникает столкновение их интересов и преследуемых ими целей. В своей деятельности и борьбе люди опираются на экономические законы, на различные стороны того или иного закона (если, например, это — закон антагонистических отношений), на сталкивающиеся друг с другом или сменяющие друг друга разные экономические законы. Экономическая необходимость, порождаемая развитием производительных сил, проводится в жизнь теми людьми, классами, материальным интересам которых она соответствует и благоприятствует; она всегда реализуется в борьбе между людьми, в антагонистических обществах — в классовой борьбе. А осуществление в борьбе исторического прогресса — это и есть творчество.

Но тут возникают новые разногласия: раз так, не следует ли относить тезис "народ — творец истории" только к социалистическому обществу?

Ведь только при социализме народные трудящиеся массы — рабочие, крестьяне, интеллигенция — непосредственно творят историю в борьбе с капитализмом и с его пережитками, в формировании материально-технической базы, общественных отношений и нового человека коммунизма. Характер социалистической собственности, общенародной или колхозно-кооперативной, обусловливает прямое, открытое участие широчайших масс во всей жизни стран социализма, во всем их развитии — экономическом, политическом, культурном; из характера социалистического способа производства вытекает простор для трудовой и хозяйственной инициативы трудящихся, для их борьбы с косностью, рутиной, извращениями путем критики снизу, для их активного воздействия на жизнь страны через государственные и общественные организации.

До социализма трудящиеся были лишены этих возможностей. "Заведовало" общественной жизнью не трудящееся большинство, а эксплуататорское ничтожное меньшинство. Не следует ли отсюда, что до социализма решающая, творческая роль народных масс в общественной жизни состояла преимущественно, а, может быть, и исключительно, в том, что они трудились, т.е. производили своими руками все предметы потребления, все орудия производства — все материальные средства существования и развития общества. Ведь прямое и решающее участие в остальных сферах общественной жизни — в управлении государством и хозяйством, в развитии господствующей в обществе культуры — трудящиеся могут принимать только в условиях социалистического способа производства, где нет частной собственности на средства производства, где поэтому трудящиеся сами определяют свою судьбу. Напротив, при классово антагонистических способах производства, основанных на лишении трудящихся собственности на средства производства, экономическое, политическое и идеологическое господство всегда принадлежало эксплуататорским классам, подавлявшим народ и отстранявшим его от участия в управлении. Следовательно, по-видимому, во всех этих сферах активное воздействие трудящихся масс на ход истории было тогда невозможно. Конечно, эксплуатируемые классы были не только классами, производящими материальные блага и страдающими, но также и борющимися с эксплуататорами, однако в своей борьбе они неизменно терпели поражения, пока не созрели исторические условия для социализма, а значит их борьба оставалась безрезультатной и не могла воздействовать на историю ⁴.

Изложенный ход мысли верен только наполовину: в нем верно то, что существует коренное отличие между ролью народных масс в социалистическом обществе и в предшествовавших классово антагонистических обществах.

Но неверно, что в этих последних роль народных масс сводилась в основном к роли непосредственных производителей материальных благ, тогда как их борьба не была ни решающей, ни вообще существенной силой исторического развития.

О том, что это не так, уже свидетельствует такое, доступное всякому, наблюдение над изменением положения народных масс в разных досоциалистических общественных формациях: активность, сила, эффективность борьбы народных масс, отстаивающих свои насущные интересы, заметно возрастает в феодальном обществе сравнительно с рабовладельческим, в капиталистическом — сравнительно с феодальным. И в то же время наглядно нарастает темп исторического развития: первобытнообщинный строй, даже если считать только с верхнего палеолита, господствовал не менее трех-четырех десятков тысяч лет; рабовладельческая эпоха длилась около четырех — пяти тысяч лет; феодальная — уже одну-две тысячи лет, тогда как капиталистическая — всего несколько сот лет. Объяснимо ли это, если не учитывать изменения роли народных масс, а именно — ее возрастания?

Динамичность истории опять-таки еще неизмеримо резче возрастает после ликвидации капиталистического способа производства и приобретает качественно иной характер. Темп развития производства при социализме, как известно, значительно выше, чем во времена даже самого бурного развития "свободного" капитализма XIX в., не говоря уже о падающих темпах развития производства в эпоху загнивания капитализма. К тому же производственные отношения социализма и коммунизма открывают безграничные перспективы дальнейшего роста производства. Здесь не действует закон перехода от старого качества к новому путем взрыва, обязательный для общества, разделенного на враждебные классы. И здесь есть, конечно, борьба нового и старого, но нет объективных предпосылок для того, чтобы старое могло так стойко удерживаться, так укрепиться и зажиться, когда для устранения этой плотины с пути нового требуется революция, — взрыв, охватывающий все общество. Стареющее здесь может быть устранено с пути пока оно еще не стало оковами — благодаря непосредственной решающей роли народных масс и отсутствию таких классов, материально заинтересованных в этом стареющем, которые являются собственниками средств производства и занимают господствующее положение в обществе.

Но нам сейчас важно подчеркнуть факт возрастания роли народных масс и в досоциалистическую эпоху всемирной истории.

Не останавливаясь на первобытнообщинной формации, отметим лишь ненаучность все еще встречающейся слащавой идеализации положения человека, преувеличения возможности трудовой инициативы в ту эпоху. Из того факта, что при первобытнообщинном строе не было эксплуатации, не было классов, отнюдь не следует, что творческой активности и инициативе человека был открыт простор. Если Маркс говорил об "идиотизме сельской жизни" в сравнении с капиталистическим индустриальным городом, то в отношении первобытнообщинного строя эти слова приобретают еще большую справедливость. Мертвящая скованность индивида родовой общиной, обособление этих общин и племен друг от друга, деспотизм традиций, обычаев, суеверий — все это помогает объяснить, почему нередко поколения за поколениями сменялись тогда без видимых изменений в производительных силах и во всем строе жизни. Установление рабовладельческого строя было не "грехопадением" человечества, а единственно тогда возможным, хотя и мучительным путем прогресса человечества. Вырванные из своих родов и семей, насильственно лишенные необходимости кормить своих нетрудоспособных сородичей, отсеченные от своих племенных культов и обрядов, строители дольменов и кромлехов превращались под властью рабовладельцев в строителей пирамид и храмов, цирков и городов, мостов и акведуков.

Смена рабовладельческого, феодального и капиталистического обществ отчетливо раскрывает закономерность возрастания роли народных масс.

На разных ступенях развития производства трудящиеся составляли разные исторически определенные классы в обществе. В классовом отношении народная масса никогда не была однородной, в ней всегда были разные социальные группы и прослойки, но ядром массы непосредственных производителей марксизм-ленинизм считает в рабовладельческом обществе рабов, в феодальном — зависимых крестьян, в капиталистическом — наемных рабочих, пролетариев.

Стоит поставить в ряд раба, крепостного и пролетария, чтобы увидеть определенную последовательность в этих "трех формах порабощения" (Энгельс). Раба рабовладелец в зрелом рабовладельческом обществе может продать, купить, убить; крепостного феодал уже не может убить, но нередко еще может продать и купить; пролетария капиталист не может ни убить, ни продать, ибо пролетарий свободен от личной зависимости, но, лишенный средств производства, он вынужден продавать свою рабочую силу капиталисту, чтобы не умереть с голоду, вынужден нести ярмо эксплуатации. "Три формы порабощения" выступают как три последовательные стадии процесса замены личной зависимости работника производства экономической зависимостью, как ступени раскрепощения работников производства, без чего не было бы возможно повышение их заинтересованности в результатах своего труда. Речь идет не о чьей-либо субъективной цели. Само экономическое развитие общества порождало эту потребность в раскрепощении непосредственных производителей и открывало соответствующие возможности. Вместе с изменением орудий производства должны меняться и люди, приводящие в движение и употребляющие эти орудия, должна возрастать не только их производственная квалификация, но и их заинтересованность в эффективном использовании орудий. Введение новых, более производительных орудий и приемов труда рано или поздно требовало в ходе истории и новых стимулов к труду.

Производительность труда крепостного в феодальную эпоху в среднем в несколько раз выше производительности труда античного раба, а производительность труда наемного рабочего при капитализме, особенно со времени промышленного переворота, во много раз выше производительности труда крепостного. Этот рост производительности труда среднего работника производства выражает рост производительных сил общества и вместе с тем необходимо сопутствующее ему раскрепощение работников производства от прямой личной зависимости, рост их собственной материальной заинтересованности в производительности труда.

От труда по принуждению, под палкой или плетью надсмотрщика, через труд, наполовину принудительный, наполовину стимулируемый интересами собственного мелкого хозяйства, к труду рабочих, достаточно культурных для того, чтобы правильно обращаться с машинами, заинтересованных в максимальной выработке для пропитания себя и своей семьи, — таков путь развития труда в антагонистических формациях.

Но каждый новый этап в раскрепощении непосредственных производителей, диктуемый развитием производства, означал тем самым и изменение правового положения трудящихся в обществе. Экономически они не освобождались при смене форм порабощения: эксплуатация оставалась и норма эксплуатации даже возрастала, однако с раскрепощением неизбежно расширялись и возможности борьбы эксплуатируемых масс против своих угнетателей.

Так, прогрессивность феодального способа производства по сравнению с рабовладельческим выражалась, во-первых, в том, что он открывал больше возможностей для развития производительных сил и прежде всего самих производителей, трудящихся, во-вторых, в том, что феодальное общество в целом открывало значительно более широкие возможности для классовой борьбы эксплуатируемых с эксплуататорами, чем это было в рабовладельческом обществе.

Капиталистический способ производства, в свою очередь, открывал новые огромные возможности развития производительных сил, включая не только машинную технику, но и самих трудящихся, пролетариев, и новые возможности для классовой борьбы эксплуатируемых с эксплуататорами, неизмеримо более широкие, чем это было в феодальном обществе.

Последовательное раскрепощение трудящихся — это изменение в ходе развития материального производства формы собственности на один из важнейших элементов производства: на работников производства и их рабочую силу. Производственные отношения рабовладельческого способа производства характеризуются полной собственностью на работника производства (наряду с собственностью рабовладельца на средства производства). Производственные отношения феодального способа производства характеризуются неполной собственностью на работника производства (наряду с собственностью феодала на землю, а работника производства — на орудия и личное хозяйство). Производственные отношения капиталистического способа производства характеризуются отсутствием собственности на работника производства; напротив, у него самого появляется собственность на свою рабочую силу (наряду с собственностью капиталистов на средства производства). Как и всякие изменения форм собственности в истории, эти изменения отвечали развитию производительных сил, диктовались законом соответствия производственных отношений уровню и характеру производительных сил. Как и всякие изменения форм собственности в истории, эти изменения осуществлялись в борьбе. Отживающие силы общества, заинтересованные в сохранении своей собственности, никогда не отказываются от нее без борьбы. Основной общественной силой, преодолевающей их сопротивление, были сами работники производства, сами непосредственные производители. Сопротивление рабов рабовладельческому гнету подорвало и привело к гибели рабовладельческую форму собственности и весь рабовладельческий строй. Сопротивление крепостных крестьян феодально-помещичьему гнету подорвало и привело к гибели феодально-крепостническую форму собственности и весь феодальный строй.

Именно объективные экономические законы определяли процесс раскрепощения и тем самым возрастание возможностей активной борьбы трудящихся масс при рабовладельческом, феодальном и капиталистическом способах производства.

В основе этого процесса лежал рост производительных сил. Но степень заинтересованности трудящихся в результате труда в свою очередь отражалась на росте производительных сил. Раб был заинтересован скорее в поломке орудий, чем в их улучшении. Крестьянин или ремесленник при феодализме берег свое орудие, свой инструмент, подчас вносил в него и в приемы работы мелкие улучшения, которые, постепенно накапливаясь, давали медленное, но неуклонное повышение уровня производительных сил. Наемный рабочий при капитализме заинтересован в росте своего производственного мастерства, так как более высокое качество его работы повышает его шансы и в борьбе с безработицей, и в борьбе за уровень заработной платы. В условиях сначала мануфактурного, затем машинного капиталистического производства роль рабочего класса в техническом прогрессе хоть и невидима, но очень велика; улучшения приемов работы на станке и у машины, применяемые рабочими, накапливаясь, создают предпосылки для новых конструкций; ни одна новая машина не могла бы быть применена, если бы уже не было налицо рабочих, достаточно технически подготовленных, чтобы понять ее и правильно обращаться с ней, чтобы эффективно на ней работать. Из рядов рабочего класса вышли все низшие кадры технической интеллигенции — мастера, многие талантливые изобретатели.

Вместе с раскрепощением непосредственных производителей для них расширялась возможность активно оборонять свои насущные экономические интересы. Раб почти не мог повседневно бороться с эксплуатацией, и если она была выше его сил — он должен был просто физически погибнуть. Крепостной уже в известной мере лимитирует произвол феодалов двусторонними договорами, письменными соглашениями, он добивается, чтобы его повинности были фиксированы, а не менялись по воле господ, — и господам приходится соглашаться на такое ограничение своего произвола. Значительно более боевой и широкий характер носит борьба наемных рабочих за свои экономические интересы против капиталистов. Борьба за продолжительность рабочего дня, уровень заработной платы, право отказа от работы, условия труда, возможность объединений, за демократические права сопровождает изо дня в день всю историю рабочего класса. Эта ожесточенная экономическая, а вместе с тем и политическая борьба, развиваясь вместе с развитием самого капитализма, перерастает в борьбу за низвержение капиталистического строя, за социализм.

Весь этот процесс раскрепощения непосредственных производителей в рамках антагонистических обществ и вместе с тем роста объективных условий для увеличения их активной роли в общественной жизни не следует понимать как простую эволюцию, количественный прогресс. Нет, дело идет о двух качественных скачках, о двух революционных взрывах: при переходе от рабовладельческого строя к феодальному и от феодального строя к капиталистическому.

Прогресс в изменении положения трудящихся масс и в возрастании их роли осуществился в истории антагонистических обществ лишь в результате двух грандиозных революционных потрясений, каждое из которых охватывает целую эпоху.

Советские историки не принимают выдвинутое И. В. Сталиным определение этих потрясений как "революции рабов" и "революции крепостных". Выражение "революция рабов" создает впечатление, будто когда-либо имела место однократная революция, ликвидировавшая рабовладельческий способ производства, и будто его ликвидация была осуществлена силами одних рабов. В действительности история не знает фактов крушения рабовладельческого строя без вторжений варварских племен, сочетавшихся с социальными выступлениями и всех других угнетавшихся данным строем трудящихся слоев. Но марксистско-ленинской теории в корне противоречит и представление о нереволюционном характере перехода от одной антагонистической формации к другой, о безбурном эволюционном перерастании одной в другую. Только речь идет не об однократном акте, а о целых переломных эпохах всемирной истории. Революционная ликвидация рабовладельческого способа производства занимает несколько столетий всемирной истории — примерно III-VII вв. н. э. — и распадается на огромное количество отдельных движений, восстаний, вторжений ⁵. Революционная ликвидация феодального способа производства падает в основном на XVI-XVIII вв.; Энгельс считал возможным говорить об этом процессе как о "буржуазной революции" в единственном числе, а об отдельных революциях, разыгрывавшихся в разных европейских странах, как о последовательных "актах" этой революции ⁶.

Оба этих грандиозных революционных перелома были своего рода катастрофами, вызванными тем, что отживающие общественные силы — в одном случае рабовладельцы, в другом феодалы — препятствовали устранению устаревших производственных отношений, которые уже давно не помогали, а решительно мешали дальнейшему развитию производительных сил. В обоих случаях сопротивление этих отживающих общественных сил, сумевших затормозить историю, было сломлено великой мощью объединившихся против них масс: в одном случае рабов, колонов и тех варварских племен, которые служили резервуаром рабской силы и подвергались порабощению, в другом — феодальнозависимых крестьян, ремесленников, плебейских элементов городов, включая и молодой рабочий класс.

Однако плоды борьбы и побед народных эксплуатируемых масс достались в первом случае лишь племенной знати и духовенству, превратившимся в феодалов, во втором случае — лишь либеральной буржуазии, стоявшей во главе движения. В этих революционных переворотах при переходе от рабовладельческого строя к феодальному и от феодального к капиталистическому массы трудящихся выполняли главным образом задачу разрушения старого способа эксплуатации. На смену ему приходило не освобождение от эксплуатации, а установление новыми "верхами" нового способа эксплуатации "низов". Частичное раскрепощение непосредственных производителей, устранение полной и неполной собственности на них не означало уничтожения эксплуатации; оставалась частная собственность на другой важнейший элемент производительных сил — на орудия и средства производства. Присвоение средств производства господствовавшими классами означало лишение непосредственных производителей этих средств производства. Менялись эксплуататоры, менялись способы эксплуатации, но эксплуатация оставалась.

Но это не заслоняет того факта, что оба революционных переворота были каждый раз подлинной победой трудящихся над данной, конкретной формой эксплуатации, были подлинной ликвидацией, отменой, запретом на будущее данной конкретной формы собственности на работника производства: в первом случае — полной, во втором — неполной собственности. Сами трудящиеся имели перед глазами прежде всего эту сторону — победу. Половодье варварских племен, не знавших классов, живших общинным строем, которые затопили все пространство Римской империи при содействии рабов и колонов, означало торжество и закрепление порядков, противоположных рабовладельческим, торжество свободы над рабством. Точно так же сокрушение феодально-абсолютистского строя неисчислимыми массами угнетаемых феодализмом людей знаменовало действительное уничтожение (по крайней мере внутри тех передовых стран, где происходили революции) всякой личной юридической несвободы, всех остатков крепостничества, всякой сословной неполноправности; словом, в данном отношении это было совершенно реальным освобождением, — данная сторона "свободы", начертанной на знаменах революций, была не иллюзорной, а завоеванной и закрепленной навеки.

Великие революционные перевороты, отделяющие одну общественную формацию от другой, были высшими, кульминационными этапами борьбы эксплуатируемых масс. Но революции никогда в истории не вспыхивали сразу, им всегда предшествовал длительный период "сравнительно слабых зачатков" революции, как говорил В. И. Ленин, революционных движений, революционных кризисов, начала революции, не доводившегося до победы ⁷. В ходе этой борьбы полная собственность рабовладельца на работника производства была расшатана задолго до крушения рабовладельческого Рима: широко распространились, вольноотпущенничество, перевод рабов "на пекулий", на положение колонов, так же как и внедрение соседей-варваров в империю на правах поселенцев и солдат. Таким же образом и неполная собственность феодала на работника производства, крепостного, бывала в ходе борьбы расшатана подчас (например, в Англии, во Франции) еще за несколько веков до окончательного крушения феодального строя. Все эти реформы, на которые шли господствующие классы, не могли предотвратить революцию, напротив, они в конце концов лишь содействовали развитию нового экономического уклада в недрах старого порядка и накапливанию народными массами новых, возрастающих возможностей для его штурма.

На опыте борьбы, предшествовавшей революции, мало-помалу складывалось максимально достижимое при данном способе производства революционное сплочение народной массы. Сломить отживающие классы, организовывавшие сильнейшее сопротивление действию экономического закона обусловленности производственных отношений уровнем и характером производительных сил, могла только такая непреоборимая сила, как сила широчайших народных масс, миллионов трудящихся, если они поднимаются на борьбу одновременно. У древних китайцев была пословица: "Если весь народ вздохнет — будет буря, если весь народ топнет — будет землетрясение". Когда складывались объективные условия для победы революции, перед разрушительной и созидательной активностью масс открывался широчайший простор. "Никогда масса народа не способна выступать таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции, — писал В. И. Ленин. — В такие времена народ способен на чудеса..." ⁸ Эта творческая способность народа в момент революции связана с тем, что именно в этот момент выступает одновременно и с единой целью наибольшая масса людей. Чем больше налицо объективных условий для победы революции, тем шире размах массового движения; вместе с основательностью исторического действия, писал Маркс, возрастает "и объем массы, делом которой оно является" ⁹. В. И. Ленин считал эту мысль одним из самых глубоких положений исторического материализма ¹⁰.

Древний Рим был разрушен натиском масс изнутри и извне, длившимся с неутихающей силой три-четыре столетия. Восстания рабов и колонов внутри сливались с ударами извне, наносимыми теми племенами, из недр которых Рим веками черпал рабов. Их в свою очередь приводили в движение перемещения других племен, придававшие всей этой эпохе "великого переселения народов" характер движения неисчислимых масс людей. Точно так же исторической наукой показано, что в нидерландской революции XVI в., английской революции XVII в., французской революции XVIII в. действовали несметные массы крестьянства и огромные массы городского населения, а широким историческим фоном их были европейские социальные движения и войны, в которые тоже был вовлечен необозримый "объем массы".

Если дело революции, как сказано выше, начиналось задолго до нее, то оно и продолжалось долго после нее.

Совсем неверно представлять себе, будто ликвидация в первом случае полного рабства, во втором — феодального полурабства закончилась вместе с революционной эпохой. Во-первых, и после революции, совершившей эту ликвидацию, уже при господстве нового способа производства, сохраняются иногда большие, иногда меньшие остатки и обломки уничтоженной формы собственности на работника производства. Вся история феодализма еще полна борьбой за уничтожение пережитков рабства, как и история капитализма — борьбой за уничтожение феодально-крепостнических пережитков. Во-вторых, после революции налицо не только эти недобитые остатки, но также новые и новые попытки возродить отмененную полную или неполную собственность на человека. Так сказать, установление "заповеди" не исключает "греха". И феодальное, и капиталистическое общество существовали и развивались в борьбе передовых сил с реакцией. В частности, народные массы в средние века поддерживали феодальную религию, этику, право в той мере, в какой последние осуждали и запрещали открытое рабство. Народные массы, служившие основной разрушительной революционной силой при переходе от рабовладельческого строя к феодальному, продолжали на протяжении всей феодальной эпохи отбивать, защищать от реакции это великое завоеванное ими благо — отмену рабства в его наиболее полной, обнаженной форме. Подобно этому народные массы и на протяжении всей капиталистической эпохи отстаивали от поползновений реакции основное завоевание антифеодальной революции: отмену и запрещение неполноправия человеческой личности, демократические права человека. Они поддерживали и отстаивали буржуазную демократию в той мере, в какой последняя осуждала и запрещала всякие проявления крепостничества и привилегий.

Таким образом, битва за дело революции продолжается и после победы революции. Революция продолжает жить в том общественном строе, который вышел из ее горнила. Средства, формы борьбы становятся иными. Но как весь XIX век, по словам В. И. Ленина, проводил, осуществлял по частям, доделывал дело великой французской революции ¹¹, так и средневековье проводило, осуществляло, доделывало дело антирабовладельческой революции. В частности, вся так называемая первая волна крестьянских движений в раннем средневековье — восстания свободных общинников против закрепощения (вроде, скажем, известного восстания "стеллинга", т.е. "детей древнего закона", в Саксонии в IX в., когда крестьяне изгнали господ и "стали жить по старине") — была не просто выражением исторического консерватизма, тягой в прошлое перед лицом наступающего феодализма. Дух этих крестьянских движений еще имеет в себе что-то общее с концом древней истории, с героической борьбой варваров за свою свободу. В них снова слышатся раскаты великой освежающей грозы перехода от античности к средневековью. Отдельные отголоски этого же цикла движений можно проследить еще на протяжении нескольких последующих столетий средневековья, хотя они понемногу оттесняются классовой борьбой зрелого феодализма. Во всяком случае, раннее средневековье долго дышало воздухом варварской бури, из которой оно произошло. Возврата рабства передовые силы общества не допускали, но в конце концов жизнь заставляла трудящихся сносить полурабство, сносить ярмо личной зависимости от земельного собственника — "патрона", "покровителя", "сеньора".

Если прошедшая революция, таким образом, насыщала собой последующую эпоху "мирного" развития, то в недрах последней зачиналась новая революция с того времени, когда характерные для нее производственные отношения начинали стеснять, тормозить развитие зародившихся производительных сил нового характера. Вызревание этой новой, будущей революции органически сливалось с тем отстаиванием завоеваний прошедшей революции, которое составляло пульс всей эпохи. В ходе средних веков борьба трудящихся против угрозы открытого рабства сливается с определенного времени с борьбой и против всяческой личной несвободы. В ходе новой истории борьба рабочего класса за буржуазно-демократические свободы, против принудительного труда соединяется с определенного времени с борьбой за освобождение и от наемного рабства, за социализм.

Это качественное развитие классовой борьбы отвечало диалектике положения эксплуатируемых трудящихся масс. С одной стороны, после низвержения прежней формы порабощения они утверждали свои новые завоеванные права, с другой стороны; эти новые права давали им несоизмеримые с прежними возможности для классовой борьбы против своих эксплуататоров, следовательно, для отрицания нового строя. Феодальнозависимые крестьяне располагали такими позициями и средствами для борьбы против своих господ, каких и отдаленно не было у рабов; в свою очередь в распоряжении пролетариев в силу их положения в обществе появились такие возможности борьбы против своих господ, сравнительно с которыми возможности феодальнозависимых крестьян были совсем ничтожны.

Экономический строй рабовладельческого общества открывал наименьшие возможности для сплоченного действия основной массы непосредственных производителей — рабов. Рабы, были оторваны от своей земли, от своих семей и племен, от тех общественных связей, в которых они родились и выросли. В рабовладельческих латифундиях, мастерских или рудниках они, правда, подчас концентрировались в более или менее значительных количествах. Но будучи разноязыкими, разноплеменными, рабы с трудом могли сплотиться в большую общественную силу. Да когда это и случалось, как, например, в восстании Спартака, целью движения оказывалось всего лишь — вырваться из рабовладельческого государства, уйти на родину, из чего возникали неизбежные распри по поводу того, в каком направлении уходить, что еще более ослабляло движение. Борьба же широких кругов свободного населения в Греции или Риме за свои экономические и политические интересы редко объединялась с борьбой рабов. Только в последние века Римской империи можно наблюдать ширящееся и длительное слияние движений рабов, колонов, свободных крестьян, например в восстаниях "багаудов", что и придавало этим движениям характер огромной общественной силы, способствовавшей крушению Рима.

Не следует особенно преувеличивать возможностей борьбы у народных масс при феодально-крепостническом строе, ибо основой его было не крупное производство, а мелкое. Разобщенные мелкие хозяйства не сплачивали народную массу, а порождали в крестьянских движениях феодальной эпохи разрозненность, местную ограниченность, разновременность выступлений — все то, чем умело пользовался господствовавший класс для подавления этих движений.

Но все же объективные условия для успешных прямых действий народных масс при феодализме были неизмеримо большими, нежели при рабовладельческом способе производства. Как ни разрозненны были крестьяне, они жили и трудились на своей родине, говорили на одном языке; общины, деревни, села, если и не находились в прямой экономической связи, их все же объединяла солидарность интересов в борьбе против общего господина, а так как тот входил в "ассоциацию" феодалов, направленную против крестьян, то, следовательно, и против соседних феодалов, против вышестоящих сеньоров и т.д. В поисках сплачивающих центров крестьяне тяготели в своих выступлениях к городам, искали союза с трудящейся городской беднотой. Развитие товарного производства подготовляло связи обширных сельских округов с городами. Некоторая степень общности языка, общность территории (сложившиеся задолго до появления наций), общность политического врага приводили уже в недрах средневековья к тому, что подчас лавина крестьянского движения катилась по стране из края в край, перехлестывая через барьеры феодальной раздробленности, которые в глазах господствующего феодального класса и правительственного аппарата были еще неприкосновенными и непреодолимыми. Даже отсутствие языковой общности не препятствовало порой отдельным струям крестьянского движения сливаться в общем потоке. Примером может служить вовлечение народов Поволжья в восстания русского крестьянства под руководством Разина и Пугачева. Словом, при всей своей слабости сравнительно с движениями рабочего класса крестьянские движения в феодальную эпоху представляли все же огромную общественную силу, оказывавшую в некоторые моменты такое сильное непосредственное воздействие на ход истории, какого не могли оказать движения рабов в античном мире.

Возможности классовой борьбы пролетариата при капитализме неизмеримо больше, чем крепостного крестьянства при феодализме, что обусловлено характером капиталистического способа производства. Роль рабочего класса как могильщика капитализма и созидателя социалистического строя подготовлена всей историей его борьбы в условиях капитализма, где крупный, общественный характер производства учил его возможности успешно действовать в качестве сплоченной массовой силы — сначала в масштабах фабрики или завода, затем в масштабах отрасли производства, наконец, на широкой общенациональной и интернациональной арене политической борьбы во главе всех остальных трудящихся.

Активное прямое воздействие народных масс на политическую жизнь общества опять-таки возрастало с изменением экономических условий. За редкими исключениями освободительные движения рабов не ставили своей задачей захват власти, изменение политической организации общества, — в большинстве случаев дело шло о людях, о превращении рабов в рабовладельцев и обратно, а не о политических учреждениях. История средних веков знает уже множество попыток и захвата власти восставшими крестьянами и крестьянских проектов реформ государственного устройства. Обычно это — смутные идеи о возможности наполнить старую форму новым содержанием, мечты о "мужицком царе", о "крестьянской монархии". Практическая борьба за власть оканчивалась, конечно, поражениями, разгромами восставших. Если история и может отметить несколько фактов победы (в Китае, Норвегии, Швейцарии), дело кончалось либо сменой династии, при сохранении всех прежних порядков, либо замедлением темпов феодального развития. Наконец, при капитализме всякая классовая борьба все больше приобретает характер борьбы политической, затрагивает вопрос о власти, выступает в форме борьбы политических партий. От борьбы за избирательные реформы и республиканские конституционные права рабочий класс поднимается до борьбы за слом буржуазной государственной машины, за установление подлинной демократии — демократии трудящихся, — за диктатуру пролетариата. Со сменой антагонистических общественных формаций возрастала и способность трудящихся создавать элементы своей идеологии и культуры, противостоящей идеологии и культуре господствующих классов. Рабы, руками которых создана вся богатая материальная культура античного общества, отразившая их мастерство, оставили очень мало памятников своей особой культуры. Ведь "коллегии", в которые их объединяли и которые имели определенные обряды и культы, или, скажем, надгробные надписи на могилах римских рабов, это скорее воспитательные средства, созданные рабовладельцами. История не сохранила песен или эпических произведений, созданных рабами, и неизвестно, были ли таковые. Этническая пестрота рабов была существенной помехой для зарождения среди них той или иной классовой идеологии или культуры. В моменты рабских восстаний, конечно, возникали определенные общие чувства и помыслы, не становившиеся, однако, традицией класса. Лишь в позднюю пору рабовладельческой эпохи, перед ее концом наблюдаются черты роста антирабовладельческой идеологии. В известной мере к идеологическим продуктам класса рабов можно отнести некоторые стороны раннего христианства.

Элементы народной культуры в феодальную эпоху значительно обширнее. Непосредственные производители здесь не только создавали произведения искусства по потребности господ, но и творили свою устную литературу, свою музыку, свои художественные образы, свои религиозные идеи — ереси. Однако все это нельзя даже отдаленно сопоставить с той способностью освободиться от духовного гнета эксплуататоров, противопоставить их культуре и идеологии свою собственную, какую проявил пролетариат. Развитие социалистических учений и критики капиталистического строя сопутствовало развитию пролетариата. Зрелость пролетариата естественно совпала с революционным идейным переворотом — с возникновением теории научного коммунизма Маркса — Энгельса. Вооруженный этой научной теорией и оказавшийся тем самым на голову выше своего угнетателя — буржуазии, — пролетариат смог осознать свою историческую миссию: уничтожения капитализма и всякой эксплуатации, создания коммунистического общества, смог осознать реальные пути и средства осуществления этой задачи.

Великие революционные переходы от одной общественной формации к другой тоже, конечно, отражают возрастание сплоченности, политической активности, воли народных масс. Революционная ликвидация рабовладельческого строя неизмеримо менее концентрирована во времени и пространстве, в неизмеримо большой степени распадается на ряд отдельных одновременных или следующих друг за другом актов и эпизодов, чем революционная ликвидация феодализма.

Великая Октябрьская социалистическая революция открыла новую эру в истории человечества. Она впервые уничтожила частную собственность на средства производства. Этот революционный переворот неизмеримо глубже и важнее предшествовавших переворотов, не затрагивавших монопольной собственности эксплуататоров на важнейшие средства производства. Уничтожая всякую эксплуатацию человека человеком, социалистическая революция далеко оставила за собой все прошлые революции по широте и активности участвовавших в ней трудящихся масс.

Такова в кратких чертах картина возрастания роли народных масс в классовых антагонистических формациях. Вначале полная скованность трудящегося, работа лишь по чужой воле, минимальные возможности сопротивления угнетателям, затем все более широкое участие воли и активного мышления трудящегося в трудовом процессе, все более широкие возможности борьбы с угнетателями, борьбы, завершающейся победой революции трудящихся и эксплуатируемых масс в главе с пролетариатом и уничтожением всякой эксплуатации.
____________
¹ А. П. Бутенко. Народ как социологическая категория. - "Вопросы философии", 1957, № 1; он же. "О содержании понятия "народ". - "Вопросы истории", 1956, № 4. См. также А. В. Горохов. Учение В. И. Ленина о народе как социологической категория. - В кн.: "В. И. Ленин и вопросы марксистской философии". М., I960.
² См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, стр. 23-24.
³ См. В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. - Полн. собр. соч., т. 3, стр. 601-602.
⁴ Примерно такой ход мыслей был выдвинут известным немецким историком и экономистом Юргеном Кучинским (см. J. Kuczynski. Der Mensch der Geschichte macht. Zum 100. Geburtstag von G.W. Plechanow am 11. Dezember 1956. Berlin, 1957).
⁵ Обзор важнейших событий этой антирабовладельческой революции в Европе и на Ближнем Востоке см. "История средних веков", т. 1, гл. III (Е. А. Косминский) и гл. IV (3.В. Удальцова), а также гл. V в III томе "Всемирной истории". Исчерпывающая сводка обильных и разнообразных данных источников дана в докторской диссертации А. Д. Дмитриева "Социальные движения в Римской империи в связи с вторжениями варваров" (Л., 1950), из которой опубликованы извлечения (см. "Вестник древней истории", 1940, № 3-4; 1949, № 1; 1950, № 1; 1951, № 4; "Византийский временник", 1952, т. V). Напомним посвященные этому вопросу монографию 3.В. Удальцовой ("Италия и Византия в VI веке". М., 1959) и ряд ее статей: "Народные движения в Северной Африке при Юстиниане" ("Византийский временник", 1952, т. V), "Прокопий Кесарийский и его "История войны с готами" (предисловие к "Войне с готами" Прокопия Кесарийского в издании 1950 г.), а также статьи С. И. Ковалева ("Вестник древней истории", 1954, № 3/49), Н. А. Машкина ("Вестник древней истории", 1949, № 1), И. Н. Свиридовой ("Научные доклады высшей школы. Истор. науки", 1961, № 3). В № 9 "Вестника древней истории" за 1956 г. была опубликована итоговая статья по дискуссии о проблеме падения рабовладельческого строя. См. также: Г. Г. Дилигенский. Вопросы истории народных движений в поздней Римской Африке. - "Вестник древней истории", 1957, № 2; А. Р. Корсунский. Движение багаудов. - "Вестник древней истории", 1957, № 4. В гл. XVI т. II "Всемирной истории" (Т. В. Степугина) излагается история народных движений в Китае на рубеже I в. до н.э. - II в. н.э., дающая основания для сравнений с вышеуказанными исследованиями.
⁶ Обзор и анализ высказываний Маркса, Энгельса и Ленина по этому вопросу см. М. М. Смирин. К вопросу о характере Великой крестьянской войны в Германии. - В кн.: "Из истории социально-политических идей. К семидесятипятилетию акад. В. П. Волгина". М., 1955.
⁷ В. И. Ленин. Оппортунизм и крах II Интернационала. - Полн. собр. соч., т. 27, стр. 113.
⁸ В. И. Ленин. Две тактики социал-демократии в демократической революции. - Полн. собр. соч., т. 11, стр. 103.
⁹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Святое семейство. - Сочинения, т. 2, стр. 90.
¹⁰ См. В. И. Ленин. Сочинения, т. 36, стр. 423.
¹¹ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 367.