КОФЕ
Кофе. Наверное, человек за углом любит кофе.
Он – черный. Не боится смерти.
Значит, человек за углом любит кофе.
Он ходит по улицам, значит, не боится смерти.
Человек за углом любит кофе.
Зачем он стоит и пугает меня?
Он видит – на моем столе стоит кофе.
Он стоит на углу моего стола.
Человек стоит за углом,
Значит, человек за углом любит кофе.
Челорвек любит кофе, он убьет меня.
И я отдам ему кофе,
Человеку за углом,
Который стоит на углу моего стола.
КОГДА НЕ ХОЧЕТСЯ ПИСАТЬ СТИХИ
Как мне хочется, чтоб все провалились, здесь!
Когда не хочется писать стихи.
Чтоб любимые фразы разбились, ВСЕ!
Когда не хочется писать стихи.
Вижу тетеньку с толстыми пальцами,
Когда не хочется писать стихи,
Иль младую девицу, но с пяльцами,
Когда не хочется писать стихи.
Как же пошло сидеть, когда молодость
Ветерком обдувает лицо,
Жаль девицу, сидящую с пяльцами,
Когда не хочется писать стихи.
Но зато с красивыми пальцами,
Когда не хочется писать стихи.
Помнишь тетеньку, что проползала тут.
Десять сумок скрывали ее.
Лучше б, тетенька, ты провалилась в пруд.
Когда не хочется писать стихи.
***
А я могу просто сидеть и смотреть на себя в зеркало. НЕТ, ОТНЮДЬ НЕ любоваться, просто искать собеседника, глаза напротив, которые безошибочно повторят малейшее дрожание моих зрачков. Рассматривать нечесаные чуть рыжеватые волосы, смеяться над собственным носом, улыбаться. Улыбаться так добро, как никому. Улыбаться с любовью и нежностью. Улыбаться и говорить: зеркало…как же я люблю тебя, за тобой стена, бетонная, холодная, такая сильная и ненавистная. Вечное прикосновение корежит, пачкает, убивает…Что? Наверное…
Ты знаешь, за мной ведь тоже стена, она не дает мне обернуться, посмотреть назад, где все так плохо…Думаешь, за это я должна любить ее, быть благодарной и «необратимой»? Но я тоже чувствую, как она прижимается ко мне, своим холодным прикосновением она не дает мне забыть, что там за спиной…
Я хочу увидеть своими глазами, мне надоело вспоминать. Но – стена…зачем?
Иду вперед и понимаю, что назад дороги НЕТ!
Вижу перед собой взрослую девушку, простую, но такую любимую…Зеркало, ей 16 лет, слышишь, тебе 16…А зачем назад, зачем напяливать детское платье, оно трещит, рвется по швам, но ты пытаешься, еще чуть-чуть…
ты в нем…
Подходишь к зеркалу…Разве ты видишь перед собой милое дитя, которому так идет это розовое платье с голубыми бабочками на воротнике?!
Жир просачивается сквозь разорванные швы когда-то любимого платья… Воротник душит тебя, зеркало смеется, унижает, показывает…Ты пытаешься снять зеркало? А глупое отражение в розовом платье…
- Оно смеется.
***
В темноте, нащупав воск,
Захочу я убивать!
Чуть дрожащею рукой
Стану пламя разжигать.
Поднесу я к воску смерть
Тихо будет умирать
Лишь о помощи молить станет воск, а мне плевать…
***
РВЕТСЯ ПО ШВАМ
1.
Ты выбрасываешь старую куклу,
Соседскому мальчику отдаешь конструктор.
Открываешь окно, из него вылетает шарик,
Голубой шарик, когда-то висевший на лампе.
Он надоел тебе, он стал ненужным.
-Молжет, не выбросишь?
-Нет, пусть летит от меня…
2.
Желтые бантики режешь ты ножиком,
Смотришь на прошлое: девочка там,
С желтыми бантами, в розовых гольфиках,
Маленькая девочка мамочку ждет…
Мама усталая с сумкой надежною,
За руку девочку ждавшую взяв,
Прочь поплетется, домой, к телевизору…
Даже не зная, что девочка, ждав,
Думала:
-Я в эту комнату
больше она не пойду никогда.
Я ненавижу соседского мальчика.
Я хочу новую куклу себе.
Красное платье надеть завтра вечером.
Долго ждала добрая девочка…
И через время сделалась злой.
***
TO KURT COBAIN…
Дотронься пальцами до губ,
Прижми к себе мою ладонь,
Друг, посмотри в мои глаза…
-Ты так похожа на огонь…
Согрей дыханьем мокрый страх,
Собою ветер заслони,
Прижми меня так нежно,
Как земля с водой лишь знают,
Как ветер жмется к той скале,
Стиравшей недостойный страх.
Прошу, мой друг, меня не тронь.
Лишь вспоминай мое лицо.
Прошу, скажи в последний раз:
-Ты так похожа на огонь.
***
А я буду сидеть, поджав старые ноги под себя и писать стихи. В темной комнате ты не услышишь звук карандаша. Лишь аккуратное дыханье будет скользить и достигать места, где умрет, подставив голову под лезвие ножа, давно потерянного в кухне поколений. Ты не поймешь, ты даже не увидишь глаз, а звук карандаша, такой навязчивый и громкий, ты не услышишь…что с тебя влозьмешь? Ведь ты – не я…
***
Она пытается сесть на лицо,
Чтоб опорочить нарисованные волосы,
Чтобы закрыть собой твои глаза,
Дыханием своим вмешаться в диалог
Двух нарисованных…
Ее мечта – стать третьей,
Зачем пытаюсь оправдать ее шесть ног,
Конечно же, второй, и только первой.
Для пухлых губ и мрачных лбов,
Совсем не знавших, что такое стены…
Но лишь портретом можешь ты владеть.
Я дуну – бессонницею отравлю старуху,
Ты, потакая ветру, полетишь,
А я останусь им владеть –
Надолго, навсегда,
Но скоро захочу взлететь,
Но не как птица, в небо,
Как нарисованная красками картинка,
Чтоб на стене, с тобой, как ты, не быть.
***
КУРГАНОВУ
Остолбеневший от неудач,
Ты льешь на землю плотный деготь,
Но разве кто-то виноват?
Ты даже опоздал с любовью,
Назвавши слабость гордо – ленью…
Ты даже хочешь быть стеклом,
Окошком в маленьком домишке,
Чтоб сквозь тебя струился свет,
И пыль тяжелая укутает тебя, чтоб не замерз.
Закрыв глаза от пыльного светила,
Ты будешь пить воспоминанья неудач,
Но никогда не вспомнишь то, что было…
Да разве кто-то виноват?
Найди в себе росточек Каина…
Разбей окно, запятнанное пальцами,
И вылети, как птица…
Я помню, как кричал твой страшный голос,
Как волосы сплетались с паутиной света,
Такого чистого, такого рокового…
Да, ты упал.
Ты больше не защитник слабости.
А в выбитую форточку на кухне
Я вставлю новое стекло.
Оно, как ты, закутается в тряпку пыли
И будет наслаждаться томным светом…
Никто не виноват.
***
ГЛУПАЯ СТРИЖКА, НО ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ
1.
Они падают бесшумно, облегчая мысли завешенные.
Послушно наклоняешь голову и слушаешь, как смотрит, изучая
Трясущеюся теплою рукой.
Он осторожен, нежен.
-Что с тобой? Не больно?
Смеешься, потому что чувствуешь вниманье
И понимаешь:
Отдаешься вся.
2.
Не будет лишним указать на голову, побритую до мозга, и выкрикнуть:
- Как это смело, холодно и дерзко с вашей стороны, месье Лопата.
Пришел объемный поезд, свист, неторопливый снег, страх,
Волосы горящие
И кровоточащие губы, болящие, как обожженный палец,
Нестрашной болью, знавшей:
- все пройдет!...
Месье Лопата исказит лицо чуть-чуть налево,
Подымет голову,
Как будто в небе есть слова, не давшие ему сгореть от неуменья,
Откроет рот,
Сверкнет зрачком неопытного зверя,
Хотящего быть важным господином,
Но до сих пор не ладившим с манерами,
Облокотившись на гудящий ветер, он гордо скрестит голени ступней,
Как будто фавн, смеющийся над нижними,
Он будет улыбаться.
А когда выйдет в зимней шапке с улыбкою такою нетакой,
Что побежишь, схватив себя за уши
Боясь услышать за улыбкой смех.
***
ПЕПЕЛЬНИЦА
Проливающиеся картинки
Полуоткрытые двери в утро
На растрепанных волосах, помнишь?
Как их рвали руками, шуткой.
Воровали нежность ручищами
И искали что виделось в голой тьме
Зная, все у меня получится
Простираясь по полу…
Вижу падаю, ощущая дно
И сливаясь с полом невиденным
Проклинаю нависшие тяжести
А зачем вы меня так обидели?
***
Сегодня я усну. И знаю все, что будет со мной ночью. Так не всегда случается со мной, но эту ночь я представляю точно. Когда опустится тяжелая усталая на землю, закроется, неважно даже чем, подумает немного, потревожится хотя зачем, ведь незачем, ничем.
Обнимет крепко все что может обхватить руками с любовью, нежностью. Не к маме будет прижиматься дочь. Закроет с головой ребенка строчь ведь ночь давно не хочет помогать, а мама хоть и мочь но желает. Ей будут сниться…
Я вам не скажу…
***
- Ты о чем?
- О блуднице и барышнях.
Есть попытка наказать руки
Есть привычка пить лед вместе
Ведь так важно вышагивать в такт
ТАКТ ТАКТ ТАКТ ТАКТ ТАКТ ТАКТ ТАКТ ТАКТ
-Еще долго?
-Нет коротко коротко
Показалось что важно не смешивать
Стройный коготь, обреченный быть точечным
Пышный бюст задыхавшийся в танце двух
-Еще долго?
-Нет коротко коротко
Кроткий крашенный клоун, где нет углов
Черный крот под землей себя тешит вслух
Для безликих и мутных. А стоит ли?
-Ведь не долго?
- Нет коротко коротко
3. Драматургия Татьяны Калиниченко (сборник 1997г.)
ПЬЕСКА
I
ЕЕ
Даже свет от нависающей луны отказался освещать эту грешную молчаливую квартирку. Облезлый зеленый диванчик с милыми простынями и коровками – маленькими подушечками так упрямо и весомо расположился на самой середине.
Большая игрушечная собака, на полу.
Пустив сюда свет, ты увидишь запутанную шерсть, очень пыльную и неухоженную, но такую любимую и значимую для нее.
Так плавно войдет в тебя нежный, даже не запах и не аромат, что-то очень вжившееся сюда, похожее на свежесть холодного утра, ощущение странное взгляду в черный свет. И это понравилось бы новому человеку, но она забыла об этой особенности своей, всегда понимающей квартирки. Здесь много курят, но нежное ощущение забирает себе серый запах курящих и тлеющей сигареты.
Самый важный послушный друг сидит рядом. Сейчас он молчит и ждет, но знает, как важен для нее. Он поет. Так громко, как прикажет.
Что нужно им еще?
Ей снятся слоны. Он опускается на колени перед ней, что-то скажет, но люди в платьях легко поднимают и уносят его в зеленый фургончик, на нем клоун со злыми пухлыми губами и болтающимися шарами вокруг. Слон смотрит на нее, равнодушно отворачивается. Фургончик уезжает. Она просыпается.
Ей всегда снится одно и то же, или что-то совсем пустое, бесцветное, но очень волнующее. Такие сны забываются. Но ощущение пережитого во сне кричит о себе весь день. Ложась спать, она говорит себе: «главное запомнить». Но редко, лишь увиденные во сне слоны остаются, оседая на самое дно воспоминаний.
Вновь и вновь опускаются,
Один за одним, как в резиновую трубу, и даже я чувствую, как им тесно и душно, но узел не развязывается, лишь тяжелеет с каждой новой шкуркой. Она рисует сны.
Но это секрет.
В дальнем углу на стене висит бра. Когда ей хочется читаь, она как мышка, забивается туда и на голом холодном полу, поджав под себя ноги, читает, ей так нравится.
Пустое, очень низкое и широкое окно с чистыми стеклами, завешено сухими розами. Их красные, черные головы смотрят вниз, листья оторваны и выброшены в форточку.
Шипы острые, лишь они. Но частичек слишком мало, начиная они совсем не заканчивают. Ощущение нелепости идеи и желание достроить забор, а следовательно:
- Это тебе…
Самой ей плевать где жить,
«Лишь это не убежало б» -
ее слова, но это место сложно назвать лишь фоном,
Добрый столик и стульчик, где
Недостроенный забор.
Комната действительно пустая, и этим необыкновенна. Острие свежести покалывает голову, она не хочет отпускать тебя, не уходи.
Даже в две тысячи пятьсот сорок первый раз заходя сюда, ты вновь хочешь познакомиться с ней.
Она живет здесь.
И удивительная качеля подвешена к потолку, надежная деревяшка на веревке. Она раскачивается так сильно, что вылетает из чистостекольного окна с недостроенным зеленым черным бордовым забором и отпускает ее в небо.
Совершенно бредовые мысли, мечты, желание, а на лице равнодушие. Ведь это то, что нужно: холодность, скорость, движение в такт ощущению. И все.
Но паутинке надоело держать тяжелый шифоньер. Ведь и она может устать. А?
Может, ночь над листком бумаги на полу и есть, то самое начало? А?
Но все это враки. Не было в той комнате никого, кроме меня. И только Я, приходя, хочу узнавать ее заново, лишь Я глупо дарю ей розы и слушаю нелепые истории с зелеными фургонами и уезжающими слонами во сне. Со мной она ведет себя как творение, говоря «ты режиссер».
Да она за порог-то не пускала меня никогда, неправда все это.
Рисунки лишь, она сны в них рисует. Я знаю. Красивый у нее голос, наверное. Как ее зовут?
Она не любит детей, говорит:
- Злые они и жестокие.
Наверное, она боится их, интересная.
II
ОТРЫВОК
- Мама…
Слушай, будь моей мамой, а? Да не надолго, до конца сегодняшней ночи и завтра чуть-чуть, а в час дня я отпущу тебя. А? Ну как? Как идейка?
Поставь музыку, меня пугает молчание, неужели ты не понял еще?
Он тут не при чем.
Ну так как? я жду…
А вот если б ты попросил меня побыть твоим папой, Я б согласилась!
Не раздумывая согласилась бы.
И знаешь, почему?
Я жутко самоуверенная, а еще…Мне жалко тебя. Да, да. Слушай, а если Я все-таки соглашусь быть твоим папой…ты будешь…Дочкой. Тебе 11 лет, а я каждое утро в 7.05 стану расчесывать тебя зеленой расческой, завязывать 2 хвостика или плестьи косичку, тебе как нравится?
Ну как? По-моему здорово, слушай, а у нас будет мама?
Господи…
Хочу маму, прямо сейчас, хочу вот на этом диване цвета расчески, да…
Я не много говорю? Ты извини…
Уже 10 часов трясу с тебя музыку, ну что ты как овощ на грядке расстелился, не молчи, Эй,
Может ты замерз, а? эй вы, молодой человек слева, имею ли я право быть услышанной? Ну не молчи, я так с ума сойду, а станцуй мне…
Слушай, у тебя отличные руки, чтобы танцевать, а ноги кривые и длинные.
Да ладно, это я так жестоко пошутила, отомстила, можно сказать. Я ведь заранее знала, что не будешь танцевать для меня.
Я ведь сразу догадалась еще по тому, как ты глаза закатил, ага, и мамкой моей единственной, сразу поняла, не будешь! Это я так, чтобы тишину перебить, спросила…Ты включишь мне музыку? Спасибо.
Знаешь, ты лучше держи меня. слышишь?
Мне сон приснился, горький.
Иду я по совершенно незнакомой улице, очень серой и каменной.
Не одна, с подружками иду, нас много, все хохочут, шумят веселятся, короче. А мне насторожительно как-то, знаешь.
Это много лет назад было. Я еще маленькая. Совсем добрая, мне тогда лет 10 было.
Но как будто здесь есть там, понимаешь?
И знаешь, иду и чувствую – одна иду. И так страшно мне стало вдруг. ТАК обидно!
Погода еще препаршивейшая. Вот выходишь ты летом из палатки в 4 часа утра, в туалет побежал, захотелось, прямо в трусах. А роса липкая, холодная, и кожа такими мелкими штуковинами покрывается, чувствуешь? Вот так.
И кричать пытаюсь:
Ведь чувствую здесь они, голоса шепотливые слышу, прячутся может где…
Бегу, бегу так быстро, как и ты бы бежал, чувствую, заблуждаюсь, бегу и как будто от кого-то, от страха так бегут, от преобиднейшей обиды, что бросили, что холодно, дома незнакомые. А сердце громко - громко стучит. И никаких слонов!
Я его 2 раза видела, совсем малышкой…
Спишь?
Спишь… А я не против совсем, спи сыночек, спи.
Я даже петь тебе не буду, ты только спи…
Спи…Господь, пусть приснится ему доброе-предоброе, пусть я приснюсь в гробу в платье зеленом со свечкой горящей, пусть испугается красоты моей, стены ломает от смерти этой, пусть сам гроб заколачивает, плачет, Господь, большими, горькими слезами.
А сейчас проснется.
- Мама, - Он резко подпрыгивает.
- Тише-тише-тише, Я здесь, мама здесь, тише, был всего лишь сон, забудь спи, а я еще что-нибудь расскажу тебе, курить хочешь?
- Кончились.
- А я карандаш тебе дам, кури на здоровье, смотри, тебе каким цветом сигарету. А?
- Пойду.
- Милый, ты как в походе сейчас: 4 утра, сигареты далеко, а там роса липкая пристает, волки по спине бегают, пойдешь?
- Пусти.
- Тебе какую сигарету?
Мне зеленую…
- Какой сегодня день?
- Ты можешь и число спросить.
Февраль.
- День. Я спрашиваю!
- 94-ый.
- Дура.
- Неужели курить не карандаши так важно, послушай, ровно 34 сек. назад ты обозвал меня.
- Где шапка?
- А я знала, что в 4ч. тебе приснится сон, что ты захочешь курить. Вчера вечером чуть не задохнулась, куря твои настоящие, все уничтожила! А шапку я спрятала…
Останься со мной…ведь после сна тебе хочется курить, после «настоящей» ты решишь, что сегодня понедельник и уйдешь.
А я и справду не знаю какой
сегодня день.
- Ты много говоришь.
- Спасаю положение.
- Пойду.
- Я хочу кушать…слушай, расскажи мне свой сон…
Ты вернешься?
- Сделай кофе.
- Одень шапку, пожалуйста.
- Какой сегодня день?
- Шутишь? Постой. Давай поиграем.
В конце-концов мы зайцы или нет?
Тебе надо уходить, я вытащу сигареты из секретной коробочки, вчера не смогла уничтожить все, забьюсь в угол. А сделанный для тебя кофе плавно согреет нашу холодную постель…ты иди за сигаретами, иди, Чао…
- Я вернусь.
- Ты ничего не понял.
- Здесь потрясающе пахнет, все-все, даже под диваном.
- Зеленым. Ты был под диваном?
- Во сне.
- Разреши мне молчать?
- Молчи.
- А завтра ты придешь?
- Извини, найди себе другую маму.
- Постой, бездарно, как-то, все кончается…
- Пока…
***
III
Хорошо было б если большой театральный фонарь висел на потолке и светил черным светом. Ведь как сделать ночь?
Выключить свет, или спрятать окно в темный занавес. А я включаю фонарь и направляю свет в середину моей комнаты, сама сажусь в темноту и наслаждаюсь невидением света и незначительностью себя.
- Пойду посплю, - черный фонарь на зеленый диванчик, ложусь и вижу ничего, сплю.
Надо найти телевизор.
Он стоит в углу и самоуверенно соглашается:
Да, я жаден, важен и живой.
И он будет прав.
Это мое письмо к тебе. Приди.
Может найдешь что-нибудь свое? Попытайся.
Оказывается, можно вытягивать кости, если хочешь…
И опять комната. Слушай, если тебя раздражает мое окно, я спрячу его. Тела. Я боюсь гореть и покрываться синевой в зимней проруби под очень холодными льдинами. Мне все кажется стук.
И хорошо, что сломалась птичка.
Стук очень глухой и ненавязчивый, а еще его можно не услышать, и хорошо, что не открою, без вины.
Если вдруг, даже через 289 веков тебе захочется увидеть мой диванчик, познакомиться и целоваться, не бери с собой вино, не бери шампанское, и даже горько любимое пошлое пиво не бери. Откуда мы знаем, сколько в нем томится злобных чайников. Ведь если пришел, не смотри на зеркало, это не я, а все еще ты.
Я жду от тебя зла, он сказал – боюсь, но ты хоть раз кусал вилку, желая вкусить мясо? Привычка говорить.
Наверно, ты все-таки придешь до письма, а то и лучше, но если, то пойми – не плач, не просьба, даже не приказ, лишь «Диалог 2-ух нарисованных» - это не я.
Ты был у меня, мне так кажется. Я не стала б спать без твоего шопота.
Он немножко напоминает мне о если б. А может то что параллельно, все сложно, но
СТОП! Сие писание не жалостливый бред дешевой простит.
Я знаю, ее ты не видишь во мне. А зря. Тайные желания, которые всего лишь выдумка и внушение, для радости во сне глубоком, в темно зеленом цвете. Я знаю, это не самый лучший свет для диванчиков посредине. Но не убрать, ведь это часть. И если приходить, то оставаться, если кушать – до конца возможности – глупо, я совсем не думаю так.
Если захочешь не приходить, подумай, можешь просто-обещать-обещать-обещать.
А если уезжаешь, запомни адрес, не записывай на бумагу, это важно, думай, буду рада. Не нужно говорить о расставании, не расставайся со мной, можешь обманывать. Я опять так не думаю.
Ну конечно же это тебе! Не сомневайся, не ищи обратный адрес, его нет.
Ты кем хочешь быть? Блудницей или барышней?
А я так просто хочу быть бабочкой в лете.
Задыхающийся ребенок в пеленках не верит, не думает что будет красивым и промелькнувшим. Он просто не нуждается в них. А милая красивая, мимолетная бабочка, готовит себя долго, подробно, отдыхая перед вспышкой и смертью. Младенец – гусеница. Бабочка – коасавица, трава. Просто.
Один знакомый дяденька помнил как он задыхался и томился пеленованный, и я помню, наверное, ведь ты хороший рассказчик.
Тебе какое письмо хочется?
Сегодня я вызывала духа, не пришел.
А ты знаешь как боятся зеркала?
Ты не понимаешь, о чем я!
- Первый восклиц. знак за всю нелепость.
Хочешь второй?
Ты не!
еще Хочешь?
Да ладно.
Думаю поклеить обои. Тебе было бы плохо от зеленой бумаги на моих стенах? Почему ты так не любишь этот цвет…
В мою комнату зашла женщина – холод. Утром, еще не одевшись, ты садишься на холодную табуретку, пронизывающую тебя своим теплом. Это походка женщины.
Спасибо.
IV
- Я часто слушала длинные гудки моего громкого телефона.
Ту-тууу, Ту-туууу, ту – туууу…
Одиноко.
V
- Не он…
« Я не буду здороваться с тобой, здравствуй.
Ведь очень просто влюбился!
И глупо подсматриваю…
Утром, спрятавшись в шарф, уверенной походкой следуешь тебе надоевшей цели, в обед, чаще не одна, ковыляешь, пиная встречные банки, часто улыбаешься и разговарив. сама с собой. Я видел.
Мне нравится, как ты куришь, мне нравится твое настроение, но как же интересно слушать тебя. В тебе совсем нет равнодушия. Наверное, ты очень любишь людей! Смешной звоночек трепещет, словно обдуваемое ветром веточка. И мне совсем не хочется не слышать тебя.
А еще я дерзко скажу: «Мы похожи», похожи своей разностью и отличием. Написал, оглядываюсь, совсем ничего не сказано, забыто где-то в мыслях. Не найдено в желании быть и робости. Будь другом мне… Зачем нам эта дружба…
Найди меня. если хочешь.
Пока.»
- Дурдом, но мне понравилось,
прочтешь?
VI
Моя квартирка душимая созданным из воды воздухом. Моя важная комнатуха.
Я стою перед зеркалом. На мне нет одежды, потому что я решила принять белые капельки, бегущие из крана, так нахально меняющие свою температуру. Но колеблюсь… Предчувствие задерживает и не разрешает тонуть в ванной. Лета нет. И потому толстенный свитер, колготки, шерстяные носки и теплые плавочки кувыркаются под моими ногами.
Все тот же слышен стук в дверь.
А за ними подъезд и все.
VII
- Должна сказать тебе, что под воду я, все-таки встала, нехотя, с предчувствием. Но вымокла…
А перед зеркалом, потому что рассматривала его ресничками, понимала его ладошками, смотрела на себя.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии