Логический контекст, в котором антиномия: "творчество — доказательство" становится проницаемой и может быть понята как определение действительного логического движения, — это контекст истории философии.
В истории классической философии нового времени (от Бруно до Декарта, от Спинозы до Фейербаха, от Лейбница до Канта, от Канта до Гегеля, от Гегеля и Фейербаха до Маркса) антиномия: "творчество — доказательство" всегда оставалась основной проблемой науки логики. Здесь не место детально анализировать реальное развитие этой проблемы. Важно лишь подчеркнуть итоги этого развития.
Во-первых, философская традиция XVII-XIX вв. развила понимание мышления как конструктивной деятельности и интуиции как высшего выражения этой активности (Бруно, Лейбниц, Кант, Фихте).
Во-вторых, для данной традиции было характерно понимание предметности мышления ("мысль о мысли"), понимание того, что в процессе мышления осуществляется определенное объективное развитие самого предмета познания; что касается развития знания о предмете — это лишь одно из определений развития предмета знания (Декарт, Лейбниц, Кант, Гегель, Тренделенбург).
Такая предметность мысли понималась очень многозначно, ее осмысление часто приводило к самым крайним формам "объективного идеализма", связи между пунктом первым (мысль как изобретение) и пунктом вторым (мысль как развитие предмета) или не замечалась вовсе, или мистифицировалась, но остается непреложным историко-философским фактом, что предметность мысли осмысливалась все более глубоко, а результаты философского анализа ("забытые" в конце XIX и особенно в XX в.) составляют необратимое завоевание науки в процессе ее самопознания. В-третьих. Классическая философия проникла в диалектику самого субъекта мышления (и деятельности в целом). Здесь она раскрыла сложное взаимоопределение в процессе мышления общественного субъекта (какой бы псевдоним он ни носил — всеобщего "Я", или абсолютного духа, или спинозовской творящей природы natura naturans) и субъекта личностного, индивидуального.
Многие парадоксы творчества становились прозрачными, раскрывались в своей логической подоснове, в контексте подобного взаимоопределения [15]. В-четвертых, само научное творчество было понято как одностороннее определение самодеятельности, целостного творчества, которое всегда осуществляется только целостным, универсальным человеком (а не "ученостью", как бы она, эта "ученость", ни персонифицировалась).
Или, если сказать иначе, творчество всегда в своей основе есть творчество человеком самого себя, есть человеческое самоизменение. С позиций Фихте, Гегеля или Фейербаха творчество может быть научно понято только как процесс саморазвития личности ("духа" — Гегель), но не как изолированный процесс появления каких-то новых знаний, хотя, "по ходу дела", они и появляются. К данной традиции примыкал и ее развивал в конкретных соответствующих законах XIX века К. Маркс. Он утверждал, что в условиях социального разделения труда сама универсальность, целостность любого творца оказывается извращенной и искаженной.
Эта целостность, также социальная и историческая по своему происхождению, преломляется в кристаллической среде существующих общественных отношений.
Все это так, но изобретал (и изобретает) новое все же везде и всегда не персонифицированная "ученость", а цельный (каким бы "топологическим превращениям" ни подвергалась эта цельность) человек, индивид — в единстве его теоретических, эстетических, эмоциональных, физических способностей и сил, как они сформировались в истории общественного производства, в истории конкретного формирования личности. И — как они преображаются индивидом.
И речь здесь не идет о каких-то далеких временах, о будущей романтической, безоблачной гармонии. В том-то и дело, что на всех этапах общественного развития, в любых, самых "превращенных формах", в любой самой герметической отрасли деятельности — в ремесле, в науке, в искусстве — развивался и действовал именно этот универсальный человек (личность действовала как общественный субъект, но и общественный субъект действовал как личность).
Задача логика и социолога и состоит в том, чтобы осмыслить конкретную, исторически необходимую, противоречивую, расщепленную форму человеческой самодеятельности того или другого периода в ее реальном фокусе, в ее средоточии, в тождестве противоположных определений (скажем, в тождестве рассудочности и интуиции, произвольной фантазии и жесткого формализма, эстетики общения и замкнутой цепочки дедуктивного вывода — способностей, характерных для цельного человека XIX и XX вв.).
Однако в эпоху социального расщепления единой человеческой деятельности "цельность" реализуется не "через дверь", а "через окно", в замаскированной форме "неожиданных прозрений". По мысли Бруно, Спинозы, Фихте, интуиция и представляет собой, в ее внутренней сути, необходимый прорыв к цельному (что тождественно, — творческому) человеку. "Интуиция осуществляется полнотой всех его (человека. - В. Б.) способностей.
Значение интуиции не может быть осознано философией, пока образование убивает одну духовную силу ради другой, силу воображения ради рассудка, рассудок — ради силы воображения, или же и то и другое — ради памяти... Это правда, которую одинаково неприятно говорить и слушать, но которая тем не менее — правда" [16, стр. 263]. В-пятых, в философии XVIII -начала XIX в. анализ научного творчества был органически связан с анализом категориального строя мышления (в его развитии и превращениях).
Для Канта проблема категорий — проблема "схематизма" творческой деятельности. Кант понял, что раскрыть логическую "работу" категорий возможно только вместе с раскрытием "секретов" продуктивного воображения, секретов возникновения нового знания. Категорий (наметки конструктивного мышления) и продуктивное воображение, — это два "Магдебургских полушария" творческого процесса.
Для Гегеля формирование нового знания означает формирование нового категориального уровня, от становления отдельных категорий (внутри каждого цикла логической спирали) до коренных логических сдвигов (цикл категорий бытия — цикл категорий сущности — цикл категорий понятия). Сдвиги эти и отмечают логическое развитие человечества. Переход от одной категории к другой, переход от одного логического цикла к другому кругу категорий, это и есть в логике Гегеля секрет мышления как творчества.
Анализ исторического филогенеза научного творчества — коренная заслуга гегелевской философии. Но именно в анализе исторического филогенеза и скрываются коренные недостатки всей гегелевской схемы развития научного мышления. Но здесь не место для разговора об этих недостатках6. Сейчас важно другое, — подчеркнуть общий (включающий Маркса) контекст философского анализа научного творчества в XVII-XIX вв. Отмечу в данной связи один существенный момент.
Как только Гегель прорвался к творческой сути самого процесса мышления, как только он обнаружил, хотя в предельно превращенной форме, что процесс мышления и процесс создания (= развития) вещей имеет какие-то единые, всеобщие логические определения, сразу же понятие "интуиции" потеряло всякий самостоятельный смысл, оно просто исчезло из гегелевской системы логики, поскольку было понято в своем всеобщем содержании.
Конечно, теоретическое снятие проблемы интуиции отнюдь не снимало социокультурную проблему противопоставления рассудка и разума, разума и интуитивных прозрений. Гегель сам продолжал анализ указанной проблемы "в Феноменологии духа", но все же он считал, что решением трудностей "феноменологии" должна быть сущностная сфера "чистой логики". Для Маркса "феноменология" исторического движения мысли — это не только феноменология, не только введение в храм логики.
Для него история мысли (в частности, антиномия "рассудок-интуиция") сама имеет логический статут; узлы исторического развития научного творчества должны быть поняты как необходимые моменты всеобщего логического движения. Но все же гегелевское — "логическое = творческому" было memento mori традиционных учений об "интеллектуальной интуиции".
Определения творчества, развитые в классической философии XVI-XIX вв., не сложились в какую-то законченную систему, связи между отдельными моментами нащупывались чисто интуитивно. Однако в смысле постановки проблемы (что в первую очередь и требуется от философии) логический контекст для понимания творческого мышления был вполне подготовлен. В русле основных идей Карла Маркса этот контекст был не просто развит, он был коренным образом преобразован.
В концепции Маркса единым контекстом исследований логики творчества стала логика социального развития, диалектика общественно-предметной деятельности.
____________
5 Анализу гегелевской схемы посвящена наша статья "Marx, Hegel und das Problem der Wandlungen des logischen Aufbaus der wissenschaftlichen Ta-tigkeit", — "Karl Marx und die inoderne Philosophie", М., 1968,
6 См. ниже анализ той стороны этого "совпадения", которое позволяет выделить его собственно логические определения.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии