Теперь следует сказать вообще о простом возникновении и уничтожении, имеется ли оно или нет и каким образом происходит, а также о прочих простых движениях, например о росте и качественном изменении. Платон рассматривал возникновение и уничтожение только в том смысле, как они присущи предметам, и [он рассматривал] не всякое возникновение, а лишь возникновение элементов 11. А о том, как возникают плоть, кости и тому подобные вещи, он не говорит ничего, не говорит он и о том, как бывают присущи вещам рост и качественное изменение.
Вообще-то все, кроме Демокрита, останавливались на этом лишь поверхностно. Демокрит же, по-видимому, размышлял обо всех их: он [выгодно] отличается [от других] способом [своего рассуждения]. Ведь никто не определил, что такое рост, иначе, чем это сделал бы, скажем, первый встречный, говоря, что [предметы], соединяясь с подобными себе, растут, и ничего не говоря о том, как это происходит. Не говорят они также ни о смешении, ни о действии и претерпевании, ни о том, как одно действует, а другое испытывает естественные воздействия. Демокрит же и Левкипп признали [первоэлементами] фигуры и с помощью этих [фигур] объясняют качественное изменение и возникновение: возникновение и уничтожение — их разъединением и соединением, а качественное изменение — их порядком и положением. А так как они считали истинным то, что [заключено] в явлениях, явления же противоположны друг другу и их бесконечное множество, то они считали фигуры бесконечными [по числу], так что одно и то же при изменении состава кажется разным людям противоположным, и что вообще от малой примеси оно меняется и принимает совершенно иной вид при смещении одной [составной части]. Ведь трагедия и комедия составляются из одних и тех же букв.
Поскольку почти все полагают, что возникновение и качественное изменение не одно и то же, но что возникновение и уничтожение происходят путем соединения и разъединения, а качественное изменение — тогда, когда меняются преходящие свойства, то мы должны внимательно заняться, этими вопросами: ведь они вызывают много небезосновательных недоумений.
В самом деле, если [принять, что] возникновение — это соединение, то [из этого предположения] вытекает много невозможных [следствий]. Вместе с тем имеются другие доводы, трудно опровержимые, заставляющие признать, что иначе быть не может. Если же возникновение не есть соединение, то либо [следует признать, что] вообще нет возникновения или оно есть качественное изменение, либо же надо попытаться [как-то иначе] решить этот вопрос, как бы труден он ни был.
Начало [решения] всех этих [трудностей — ответ на следующий] вопрос: действительно ли вещи возникают, изменяются в качестве, растут и претерпевают противоположное этому, потому что первичные составные части (ta prota) суть неделимые величины, или же вовсе нет никакой неделимой величины? Различие тут огромно. Затем, если [неделимые] величины [существуют] , то что они такое — тела ли, как думают Демокрит и Левкипп, или плоскости, как сказано в «Тимее». Мы уже говорили в другом [месте], что бессмысленно доводить деление до плоскостей12. Поэтому более основательно [утверждение], что существуют неделимые тела. Однако и это [утверждение] содержит много несуразного. Тем не менее с помощью этих [неделимых], как уже сказано [выше], можно объяснить качественное изменение и возникновение, если одно и то же меняется от поворота и соприкосновения [неделимых] и от различия их фигур. Именно так считает Демокрит. Он говорит, что цвета [самого по себе] не существует, потому что [предмет] окрашивается при повороте [фигур] . Те же, кто доводят деление до плоскостей, делают [всякое объяснение] невозможным. Ведь при складывании [плоскостей] возникают лишь объемные тела, и [эти философы] даже не пытаются вывести из плоскостей какое-либо свойство.
Причина того, что они в меньшей степени способны обозреть общепризнанные [факты], заключается в недостатке опыта. Поэтому те, кто лучше знает природные [явления], скорее могут делать предположения о первоначалах, позволяющих связать вместе многое. Напротив, те, кто [чрезмерно] предаются пространным рассуждениям и не наблюдают за тем, что присуще [вещам] , легко обнаруживают узость своих взглядов. На основании этого можно понять, сколь отличны друг от друга исследующие природу и рассуждающие чисто умозрительно. Существование неделимых величин одни доказывают тем, что в противном случае, по их словам, сам-по-себе-треугольник [был бы] многим, Демокрит же убедился в этом, по-видимому, на основании относящихся к делу доводов, основанных на изучении природы. В дальнейшем станет ясно, о чем именно мы здесь говорим13.
Ведь если допустить, что какое-то тело, имеющее величину, делимо повсюду и такое деление возможно, то это [допущение] приведет к трудностям. [А именно], чем же будет то, что избегнет деления? Ведь если тело делимо повсюду и если такое деление возможно, то тело может быть разделено сразу на всем протяжении, хотя бы это деление и не было осуществлено одновременно. И если бы это произошло, то тут не было бы ничего невозможного, так же как если бы проводилось деление пополам. И вообще, если [тело] по природе делимо повсюду, то ничего невозможного не будет, если оно разделится, даже если бы оно было разделено на несчетное множество [частей] (хотя, пожалуй, никто так не станет делить).
Итак, поскольку тело делимо повсюду, допустим, что оно разделено. Что же останется? Величина? Это невозможно, так как тогда осталось бы что-то неразделенное, тело же, [как было сказано], делимо повсюду. Но если не останется ни тела, ни величины, а будет [только] деление, то тело будет состоять либо из точек и его составные части окажутся не имеющими протяжения, либо вообще будет ничем, так что получится, что оно возникло и составлено из ничего и целое будет не чем иным, как видимостью. Равным образом если бы тело состояло из точек, то оно не было бы количеством. Ведь когда точки соприкасались друг с другом, и величина была единой, и они были вместе, они никак не увеличивали целое. Ведь при делении на две или большее число частей целое не делается ни меньше, ни больше, так что, хотя бы даже все точки сложились вместе, все равно они не составили бы никакой величины.
А если при делении тела возникает нечто похожее на опилки и таким путем от величины отделяется какое-то тело, то [сохраняет силу] тот же довод: каким образом это [новое] тело делимо? А если отделяется не тело, но какая-то отдельно существующая форма или свойство и если величина — это точки или соприкосновения, то [опять-таки] нелепо, чтобы величина состояла из невеличин. Кроме того, где будут находиться точки и будут ли они неподвижные или движущиеся? Соприкасание всегда бывает одно между двумя [предметами], так как существует нечто помимо соприкасания, как и помимо деления и точки.
Все обстоит именно так, если предположить, что любое тело какой бы то ни было величины делимо повсюду. И еще: если я разломлю палку или что-нибудь другое, а потом сложу, то снова [получится] то же самое, равное себе и единое. И очевидно, что дело обстоит именно так, в какой бы точке я ни ломал палку. Значит, в возможности она делима повсюду. Так что же остается в ней помимо деления? Даже если остается какое-то свойство, то каким образом [палка] раскладывается на эти [точки и свойства] и составляется из них? Или как они отделяются [от нее]? Поэтому если величины не могут состоять из соприкасаний или точек, то необходимо должны существовать неделимые тела и величины. Однако стоит нам допустить это, как и здесь получаются такие же несообразности, что уже были рассмотрены в другом месте 14. Но непременно надо попытаться найти решение этих вопросов, поэтому еще раз с самого начала повторим то, что вызывает затруднение.
В том, что всякое воспринимаемое чувствами тело и делимо в любой точке и неделимо, нет ничего нелепого. Ведь в возможности оно делимо, а в действительности остается [неразделенным]. Но быть одновременно повсюду делимым [даже] в возможности, по-видимому, невозможно. Ведь если бы это было возможно, то и [на деле] осуществилось бы, не так, чтобы [тело] было одновременно и неделимым и разделенным в действительности, а так, чтобы оно было разделенным в любой точке. Значит, ничего не осталось бы и тело уничтожилось бы, превратившись в [нечто] бестелесное. И тогда оно вновь могло бы возникнуть или из точек, или вообще из ничего. Но разве это возможно? Однако очевидно, что оно делится на отдельные и все уменьшающиеся величины, которые отстоят и отделены [друг от друга]. Поэтому если делить его на части, то дробление не будет бесконечным, и [тело] не может быть разделено одновременно во всякой точке (ведь это невозможно), а может быть разделено лишь до какого-то предела. Значит, необходимо должны содержаться [в теле] невидимые неделимые величины, особенно если будут происходить возникновение и уничтожение: первое — путем соединения, второе — путем разъединения.
Таков довод, заставляющий, по-видимому, признать существование неделимых величин. А теперь скажем, что в нем скрыт паралогизм и где именно скрыт 15.
Дело в том, что когда нет смежных точек, то величины, с одной стороны, повсюду делимы, с другой стороны, нет. Когда допускают такую [делимость], то полагают, что точка имеется где угодно и повсюду, так что величина необходимо делится вплоть до того, что ничего не остается. Ведь в ней повсюду есть точка, так что величина состоит или из соприкасаний, или из точек. Но делимость величины повсюду означает, что в любом месте [в ней] есть одна точка и что все точки расположены по одной и не больше, чем по одной (ведь точки не следуют друг за другом), поэтому величина делима не повсюду. Ведь если она делима посредине, то будет делима и в точке, смежной с серединой. Но этого нет: ведь нет момента [времени], соприкасающегося с моментом, и точки — с точкой 16. Так же обстоит дело с делением и со сложением.
Поэтому разъединение и соединение бывают, но не разъединение на неделимые величины и не соединение из неделимых величин (ведь здесь много несообразного), и не таким образом, что деление происходит повсюду (оно было бы, если точка примыкала бы к точке), но [разъединение] бывает на малые и более мелкие части, а соединение — из более мелких частей. Однако соединение и разъединение не определяют собой простого и завершенного возникновения [и уничтожения] вопреки утверждению некоторых, будто изменение в том, что непрерывно, есть изменение в качестве. Вот в этом-то и вся ошибка. Дело в том, что простое возникновение и уничтожение происходят не путем соединения и разъединения, а тогда, когда целое изменяется из одного в другое. Некоторые же считают всякое такое изменение качественным изменением. Но здесь есть различие. Ведь в том, что лежит в основе [изменения], одно касается определения [формы], другое— материи. Когда изменение происходит в том и другом, то имеет место возникновение или уничтожение, когда же оно касается свойств и есть нечто привходящее, то [оно] качественное изменение.
То, что разъединяется и соединяется, легко подвержено уничтожению. Ведь если капли воды разделить на более мелкие части, то воздух возникает скорее, а если соединить их, то [он возникнет] более медленно. В дальнейшем это станет более ясным 17. Теперь же будем считать установленным, что возникновение не может быть таким соединением, о каком утверждают некоторые.
______________
11 «Тимей» 52 d и далее. — 385.
12 «О Небе» III 1; 4. - 386.
13 За этим следует изложение аргументов сторонников атомистической концепции. По мнению С. Я. Лурье, все это место (316 а 14 — в 16) представляет собою точный пересказ не дошедшего до нас демокритовского текста. — 387.
14 Здесь, согласно С. Я. Лурье, Аристотель перестает излагать аргументы Демокрита и переходит к их критике. О том, что непрерывная величина не может состоять из неделимых частей, подробно говорилось в первых двух главах шестой книги «Физики» (231 а 21—233 а 33). — 388.
15 Паралогизм, по мысли Аристотеля, заключается в предположении, что деление возможно повсюду (gantei) и одновременно (hama); это предположение, однако, неправомерно, поскольку непрерывная величина не состоит из следующих друг за другом дискретных точек. — 389.
16 В греческом тексте здесь фигурируют два термина: semeion и stigme. Второй из них обозначает математическую точку, первый же имеет более широкий диапазон значений; из них значение «момент времени» хорошо согласуется с общим смыслом фразы. — 389.
17 В 10-й главе этой же книги. — 390.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии