Сократическая реакция

Опубликовано smenchsik - пт, 11/11/2011 - 17:36

Рассказ о педагогическом движении V века был бы вопиюще неполным, если бы в нем не нашлось места для этого второго новатора, чья мысль была не менее плодотворной. Следует признать, однако, что в определении ее существа есть парадоксальная трудность: наши источники, чрезвычайно многочисленные, все как один подчеркивают чрезвычайную важность этой мысли, но при этом делают все, чтобы исказить ее и сделать неузнаваемой — это в равной степени относится и к карикатурам современных Сократу комедиографов, Аристофана, Евполида или Амипсия15, и к то агиографическому, то прикрывающему именем Сократа собственное авторство переложению Платона (который был, возможно, единственным источником для Аристотеля); даже скучноватая и как бы приземленная добросовестность Ксенофонта не всегда представляется исследователям гарантией точности16.
Поэтому я не стану брать на себя решение этой проблемы во всей ее пугающей сложности. Достаточно будет, и это гораздо проще, обозначить в самых общих чертах вклад Сократа в открытый софистами спор о проблеме образования. Ведь он не зря принадлежит к тому же поколению: он тоже, на свой лад, воспитатель.
Я не решаюсь составить ясное представление о преподавании Сократа: меня пугает смелость тех историков, которые, отважно исправляя оптические искажения Облаков при помощи немногочисленных сведений о кинической школе Антисфена, описывают сократовскую школу как общину аскетов и ученых17. Однако и не имея такого представления, можно догадаться, что Сократ был критиком и соперником тех великих софистов, которых Платон любит ему противопоставлять. Если удовольствоваться самыми общими соображениями (невозможно вдаваться в подробности, не оказавшись с первых же шагов втянутым в бесконечную полемику), похоже, что это противопоставление может быть сведено к двум основным вопросам.
Во-первых, Сократ предстает перед нами как глашатай древней аристократической традиции: если смотреть на него с политической точки зрения, он оказывается «центральной фигурой антидемократической гетерии»; взгляните, каково его окружение — Алкивиад, Критий, Хармид. Противопоставляя себя софистам, озабоченным исключительно политической virtu, практическим успехом, и склонных из-за этого впадать в цинический аморализм, Сократ делает это во имя традиционного подхода, который выдвигает на первый план в воспитании этический элемент, «добродетель» в том строго моральном смысле, какой приобрело это слово сегодня (причем именно под влиянием проповеди сократиков).
С другой стороны, Сократ, менее прагматичный, противопоставляет софистам, слишком уверенным в ценности своего обучения и слишком склонным гарантировать его успех, мнение предков, согласно которому образование зависит прежде всего от способностей, является лишь методом развития этих последних. Это и более естественное, и более серьезное понимание педагогики. Знаменитая проблема, поставленная в Протаго-ре, «можно ли научить добродетели?», уже обсуждалась, как мы знаем, великими поэтами аристократии, Феогнидом и Пинда-ром; и то сдержанное, гибкое решение, которое предлагает от имени Сократа Платон, — то самое, которое уже предлагалось этими поэтами от имени аристократической традиции, представителями которой они были.
Во-вторых, перед лицом неизбывного утилитаризма софистики, этого ограниченного гуманизма, который во всяком предмете преподавания видит лишь средство оснастить ум силой и гибкостью, Сократ защищал первостепенное значение отыскания Истины. В этом он предстает как наследник великих ионийских и италийских философов, этого мощного усилия мысли, устремленной так глубоко и серьезно к раскрытию тайны вещей, природы мироздания и бытия. Это усилие, ничуть не ослабляя его напряженности, Сократ переносит с мироздания на человека. Не рецепты власти над людьми, а Истина должна приближать ученика к αρετή, к «добродетели», к духовному совершенству: направленность образования на человека осуществляется в подчинении требованиям Абсолюта.
Однако не следует возводить это двойное противостояние в абсолют: оно не мешало невнимательному взгляду слить в одно деятельность Сократа и софистов, как можно судить по Аристофану и как более трагическим образом показал процесс 399 года. Они были в равной степени смелыми новаторами и вели афинскую молодежь новыми путями. Следует сказать даже больше: софисты оперировали столь разнообразными идеями и занимали столь различные по отношению друг к другу позиции, что Сократ не противостоял в равной мере каждой из них; его строгий морализм, его обостренное ощущение внутренней жизни сближали его с Продиком (современникам это было хорошо заметно); если Гиппиева полиматия с ее амбициозностью была противоположна сократическому незнанию, то поиск живых источников науки сближал Гиппия с Сократом в неустанно предпринимаемых и продолжаемых поисках подлинной истины.
Пути пересекаются и вновь расходятся: великое поколение, к которому принадлежат и софисты, и Сократ, ввело в обращение множество идей, некоторые из которых противоречили друг другу, бросило в почву греческой традиции множество зерен, давших немало плодоносных всходов. Все это пока бродит и шевелится. Делом следующего поколения будет произвести отбор и придать образовательным установлениям четкость и завершенность.
Можно смело говорить о революции, произведенной софистами в греческом образовании.
_______________