Венцом всей системы являлись высшие философские занятия, предназначенные лишь для элиты особо одаренных. Они предполагают солидную предварительную подготовку, необходимую, как говорится в Государстве (кн. II — III), для всех членов воинской аристократии, для φύλακες. Более подробно и с большим учетом реального состояния греческой культуры этот вопрос рассматривается в Законах. Это «подготовительное обучение», προπαιδεία42, не претендует на то, чтобы давать подлинное знание. Оно лишь создает возможность для человека когда-нибудь достичь такого знания благодаря гармоническому развитию души и тела; одновременно оно заранее направляет к этому достижению, создает предрасположение к нему, прививая полезные привычки. Замечательно, что для этого начального цикла обучения Платон не счел нужным создавать собственную новую программу. Сократ говорит у него по этому поводу43:
Каким же будет это образование? Трудно придумать что-нибудь лучше того, которое было принято у наших предков: гимнастика для тела и «музыка» для души...
И потому живая и яркая зарисовка в Законах 44 — дети, гурьбой спешащие на заре в школу под присмотром «педагогов»— отсылает нас к уже знакомой по Аристофану45 картине «древнего образования».
То, что Платон положил в основание своей педагогической системы традиционное греческое образование, имело огромное значение для развития классической традиции, способствуя ее непрерывности и однородности. С одной стороны, философская школа, таким образом, не только не порывала с прежней системой воспитания, но представала его продолжением и обогащением; в то же время традиционное образование оказалось как бы общим знаменателем между образованием философским и тем, которое выдвигал в противовес ему Исократ: они представали как две разновидности одного вида, как два расходящихся побега единого ствола.
Первые годы жизни ребенка должны быть заняты, говорит Платон, обучающими играми46; в них играют вместе мальчики и девочки под присмотром взрослых в детских садах47. Но, как и для всякого грека, образование в собственном смысле начинается для него лишь с семи лет. Оно включает в себя (здесь Законы48 следуют членению, предложенному в Государстве) гимнастику для тела и «музыку», то есть духовную культуру, для души.
Что касается гимнастики, Платон решительно восстает49 против духа соревнования, который, как я уже упоминал, наносил столько вреда современному ему спорту. Платон мечтал вернуть спорт к его первоначальной задаче, то есть к военной подготовке, поэтому в атлетике его привлекает прежде всего борьба50 как непосредственное обучение бою. Конечно, он включает в программу состязаний, которым предстоит увенчать собою направления физического воспитания, и другие виды спорта: бег на различные дистанции (стадий, двойной стадий и т.д.)51; однако к ним добавляются фехтование, бои в легком и тяжелом вооружении52 и вообще упор делается на упражнения военного характера53 (они предполагаются как для мужчин, так и для женщин: в платоновском государстве встречаются женщины-воины): стрельбу из лука, метание копья, пращу, фехтование, строевую и тактическую подготовку (марши, маневры, устройство лагерей). Платон включает в это общеобязательное воспитание также аристократический конный спорт (обязательный и для девушек) с его непременным приложением — охотой54; это архаические черты, восходящие к древнейшей аристократической традиции. Однако вся эта предварительная военная подготовка должна проходить в общественных гимнасиях, манежах и стадионах под руководством профессиональных тренеров, получающих жалованье от государства55, и это устремляет наш взгляд в будущее, к обычаям эллинистической эпохи.
Другая архаизирующая черта: стремление вернуть спорту его собственно воспитательный смысл, его нравственное значение, его роль, наряду с интеллектуальным воспитанием и в тесном сотрудничестве с ним, в формировании характера и личности56. Но и здесь архаизм неотделим от «модернизма»: большое значение в платоновской концепции гимнастики имеет область гигиены, предписания, касающиеся режима, в частности, режима питания — темы, излюбленной в медицинской литературе того времени. Медицина оказала огромное влияние на мысль Платона, не меньшее, если не большее, чем математика 14. При этом греческая медицина, благодаря огромным успехам, достигнутым в V и IV веках, стала видеть главную свою задачу не в непосредственной борьбе с болезнью, а в поддержании здоровья с помощью правильно установленного режима. Это вызвало сближение профессий врача и спортивного тренера, в чем мы можем убедиться на примере хотя бы Геродика из Селимбрии57.
Законы относят к гимнастике также танцы, хотя они неразрывно связаны с хоровым пением58 и могли бы поэтому быть причислены к музыке. Платон пространно обсуждает их преподавание и практику59. Он отводит им место на состязаниях и празднествах во время торжественных процессий с участием молодежиh0. Он подчеркивает их воспитательную роль: танец — это средство дисциплинировать, подчинить гармонии закона естественное стремление всякого юного существа двигаться, растрачивать энергию61; тем самым они самым непосредственным и самым действенным образом воздействуют и на нравственность62. Это также архаическая черта: знакомая нам четкая формула «Кто не способен участвовать в хороводе, тот человек невоспитанный»63 напоминает педерастические граффити с Феры, где, чтобы выразить восхищение красивым мальчиком, не находят лучшей похвалы, чем назвать его «замечательным танцором»64,άριστος όρκ(1ι)εστάς.
И все же место, которое Платон отводит при обсуждении вопроса об образовании собственно интеллектуальным его сторонам, свидетельствует о том, что физическое воспитание уже отступает на второй план. Греческая культура медленно удаляется от своих рыцарских истоков и постепенно превращается в культуру грамотеев. Конечно, это превращение еще далеко не завершилось: музыка в нашем, узком смысле по-прежнему является неотъемлемой частью образования65, и более того, занимает в нем почетное место, как говорит Платон, κυριωτάτη66. Поэтому ребенок обучается у учителя музыки, κιθαριστής, пению и игре на лире67. Платон, неизменный приверженец древних традиций, хотел бы, путем жесткой регламентации, удержать художественное воспитание на пути, проложенном древними классиками, уберечь его от нововведений и разрушительных тенденций «современной» музыки, в которой ему видится какая-то расслабленность, анархический дух и моральная распущенность68. В этом, как и во всем, Платон прежде всего моралист, чем и определяется направление его воспитательных усилий.
И все-таки музыка в собственном смысле, «пение и мелодии»69 постепенно уступает место книжности, λόγοι70, γράμμα" τα71; ребенок должен будет научиться читать и писать72, а потом приняться за классических авторов, изучая их произведения либо в полном объеме73, либо в отрывках, собранных в антологии74 (это первое в истории упоминание «избранных мест», которым уготована оказалась столь долгая жизнь); Платон добавляет к поэзии, которая одна только изучалась прежде в школе, прозу75; разумеется, литературные упражнения найдут себе выход и завершение в мусических состязаниях и играх76.
Какие же авторы войдут в школьную программу? Известно, что Платон резко критикует поэтов, считавшихся в его время классиками, и прежде всего старика Гомера (причем его критика затрагивает — через голову трагиков и в общем плане — роль мифов в традиционном воспитании греческо го ребенка); критика эта, высказанная впервые в II—III книгах Государства17, разрабатывается углубленно в X книге78 и повторяется в Законах . Ее парадоксальный характер не должен помешать нам понять, что она неразрывно связана с самой сутью платоновского учения.
Платон осуждает поэтов за то, что их мифы лживы, что они дают о богах и героях обманчивое представление, недостойное их совершенства. Их искусство, основанное на иллюзии, пагубно, ибо противно Истине, той истине, которой должна быть подчинена всякая педагогика; оно пагубно, ибо отвлекает ум от его главной цели: достижения разумного знания. Своим энергичным противопоставлением поэзии и философии80, своим разрывом с глубоко укорененной традицией, считавшей Гомера основой всякого образования, Платон ставил греческую культуру перед нелегким выбором: должно ли образование сохранить свою художественную и поэтическую основу, или ему следует стать «научным»? Эта проблема со времен Платона предстоит уму всякого воспитателя и так и не получила окончательного разрешения. Ведь и наше современное образование разрывается между притязаниями «литературы» и точных и естественных наук.
Известно, что в общем античная культура не ратифицировала изгнания Гомера и не приняла радикального платоновского требования81 подвергнуть поэтические тексты строжайшей цензуре, очистить, исправить их, даже если для этого потребуется переписать их заново! Само творчество Платона свидетельствует против него: ведь его Диалоги— истинная, восхитительная поэзия, не отказывающаяся ни от одного из приемов искусства, использующая и миф, чтобы добиться неотразимой убедительности завораживающим, почти магическим обаянием. Платон, разумеется, и сам осознавал это: «Мы и сами — творцы трагедии» 82, — восклицает он, бросая дерзкий вызов поэтам-трагикам, и полушутя-полусерьезно предлагает текст своих собственных Законов для школьного изучения83.
Но это еще не все: каждая страница диалогов свидетельствует с полной очевидностью о том, как начитан был Платон в классической поэзии: цитаты из Гомера, лириков, трагиков сами собой приходят ему на язык, выражают важнейшие его мысли, служа им не только внешним украшением, но и подлинным подтверждением. Таким использованием поэзии Платон сам свидетельствует против себя, удостоверяя плодотворность поэтической культуры и пользу, которую она способна принести философскому уму.
И все же его критика не была пустой прихотью: она не привела к изгнанию Гомера из греческих государств, как критика Эмиля не помешала присутствию в наших школах старого доброго Лафонтена, однако она вошла, в свою очередь, в античную традицию как поставленный вопрос, как попытка, как вызов, и каждое поколение, каждый писатель или ученый должны были отныне самостоятельно его обдумать.
________________
- Войдите, чтобы оставлять комментарии