Универсалии как тотемы

Тотемизм — термин, заимствованный у антропологов, изучавших жизнь индейских племен. В работах А. Хоуитта, Дж. Фрезера, Э. Лэнга, М. Мюллера он приобрел универсальный смысл, и его стали искать во всех первобытных формах религии. При этом антропологи и историки религии исходили из того, что ум первобытного человека кардинально отличался от европейского рационального мышления. Для него характерны прелогические ассоциации. Поэтому идеи первобытного человека не могут быть выражены в рациональных терминах и категориях. Для описания этих идей чаще всего использовались термины из тех локальных языков, которые изучались антропологами, поскольку в нашем языке не найти ничего похожего для того, что требовалось описать. Так возникли такие термины, как табу (взятый у меланезийцев), тотем (взятый у индейцев). Всем этим локальным феноменам приписывалось универсальное значение.
Итак, тотемизм характеризовал специфическую форму религиозной жизни первобытных племен, при которой происходит соединение естественных и социально-культурных феноменов в нечто единое. Э­то единое обретает универсальное значение и силу, превосходящую возможности индивидов и отчужденную от них. Феномен тотемизма получил различные интерпретации.
Первой формой интерпретации тотемизма была натуралистическая интерпретация, представленная Фрезером. Описав многообразные антропологические факты, свидетельствующие о широком распространении тотемизма, он усмотрел причины тотемизма в незнании физиологических причин отцовства, поскольку роль отца в зачатии в первобытном сознании выполняется духами, более близким к природным силам.
Наибольшую известность получила социологическая интерпретация тотемизма, которую предложил Э. Дюркгейм. В 1902 г. он выпустил статью «О тотемизме»¹, в 1912 г. — книгу «Элементарные формы религиозной жизни»². Тотемизм для него ранняя форма религии. Она основана на идее сакрального и на приписывании сакральности тотемам. Тотемизм — это ассоциативное отождествление животного или растения с социальным коллективом (экзогамной группой или кланом). Клановая общность представляет собой наивысший класс, который включает в себя все остальные классы. Религия отождествляется Дюркгеймом с символической формой отражения социальных структур. Ориентация Дюркгейма заключалась в том, чтобы найти соответствия между типами социальной структуры (в данном случае клановой структуры) и характером религиозных верований. Религиозное отождествляется им с социальным, социальное — с кланом, а тотемизм — с клановостью, поэтому Дюркгейм и говорил о тотемизме как о выражении «тотемного клана». Методологически неверным было отождествление им как первоначальной религии с тотемизмом, так и клана с источником и объектом религии.
В 1903 г. Дюркгейм вместе с М. Моссом выпускает в свет статью «О некоторых первобытных формах классификации. К исследованию коллективных представлений»³. Здесь тотемизм трактуется как одна из форм коллективных представлений, которые существуют независимо от индивидуальных представлений, носят социальный характер и навязываются индивиду. Они образуют самостоятельную реальность — реальность социальных фактов и включают в себя социальные и групповые нормы, ценности и способы категоризации явлений окружающей действительности. Тотемизм понимается в этой статье как социальный институт, отождествляемый с первоначальной формой классификации. Особенностью этой формы классификации является полное отождествление человека с тотемом («полная неразличимость»: «отождествление настолько велико, что человек приобретает свойства вещи или животного, с которым он таким образом сближается»⁴), знака с объектом, имени с личностью и родовидовая иерархия, отражающая социальную иерархию. Первобытные племена, по их мнению, разделены на две фратрии, а каждая фратрия — на кланы, то есть группы индивидов, имеющих специфические тотемы.
Социальная классификация лежит в основании классификации вещей, «хотя тотемизм в определенном отношении представляет собой группировку людей по кланам в соответствии с природными объектами (объединенными тотемистическими видами), он также и наоборот является группировкой природных объектов сообразно социальным группировкам»⁵. Тотемистические группировки, по их словам, могут быть и более дифференцированными, а между тотемами и субтотемами (первичными, вторичными и третьестепенными) фиксируются отношения подчинения. В результате такого рода дифференцированных тотемистических классификаций «объекты воспринимаются как расположенные в виде ряда концентрических кругов по отношению к индивидам: самые удаленные круги, соответствующие наиболее общим родам, — это те, что включают наименее касающиеся его объекты; они становятся ему менее безразличны по мере приближения к центру. Кроме того, они съедобны, только самые близкие из них для него запретны»⁶. Иными словами, тотемистическая классификация природных существ и тел обусловливает те пищевые запреты, которые признаны в данном племени.
Каждому тотему приписывается определенная власть над различными объектами, которые находятся в распоряжении той или иной социальной группы. Тотемизм — это классификация вещей по фратриям и кланам, отождествление групп природных вещей и социальных групп, организация не только окружающего мира, но и всей Вселенной по модели, заданной обществом. Дифференциация или сегментация тотемов опять-таки обусловлена разделением общества на мелкие группы. Между ними возникают отношения иерархии. Вселенная получает вид связной системы, все части которой согласованы и соотнесены в соответствии со степенью родства, которое существует в племени. Даже распределение вещей и существ по местностям обусловлено распределением по кланам, локализованным в той или иной местности. К этим формам классификации в соответствии с их родственными отношениями добавляются классификации в соответствии с пространственной ориентацией, с их сходствами и различиями в социальных функциях. Но все же отношения внутри клана являются истоком и понятийных рамок классификации, и тех материальных меток, которые клан оставляет на поверхности земли.
Эти формы классификации, по словам Дюркгейма и Мосса, «непосредственно примыкают к первым научным классификациям», они являются «научным творением и составляют первую натурфилософию»⁷. Это — системы иерархизированных понятий. Группы классификаций вступают между собой в определенные отношения и образуют единое целое. Их цель — сделать вразумительными отношения между существами. «Первыми логическими категориями были социальные категории»⁸. Для нас же они превратились в метафоры, хотя первоначально они имели прямой смысл. Идея примата рода над видом коренится в тотемизме. «Так же как для реалиста общая идея доминирует над индивидом, тотем клана доминирует над тотемом субклана и еще более — над личным тотемом индивидов»⁹. Они называют свою позицию социоцентризмом, для которого «центр первых систем природы — не индивид; это — общество»¹⁰. Итак, для первобытного сознания тотем — это овеществление универсалий, которые обладают сакральной силой и являются слепком социальной структуры. Тотемы отчуждены от индивидов и представляют собой формы социального освоения природных тел и организмов животных. Они превращаются в защитников рода, племени, клана, в их персонификацию и репрезентантов. Но поскольку здесь еще не проводится различие между репрезентантом и вещью, между знаком и предметом, между означающим и знаком, первобытный человек отождествляет тотем и себя в качестве члена рода, клана, фратрии. Тотемам присуща такая же принудительная объективная сила, какая в европейском мышлении приписывается факту. Эти коллективные представления не просто ментальны, а предметны. В них выражены социальные связи рода, клана, фратрии. Сетка, создаваемая тотемами и обычными (профанными) предметами и набрасываемая первобытным человеком на всю окружающую природу, позволяет осуществлять классификацию предметов в соответствии с их близостью к сакральному тотему, с их наделенностью сакральной силой, в соответствии с тем, каков тотем той или иной социальной общности. Тем самым фиксация тотемов предстает как форма категориального расчленения мира, как первый вариант классификации многообразия природных и социальных предметов, а тотемы как первые универсалии, объединяющие в себе природное и социальное и расчленяющиеся в соответствии с социальной иерархией.
Надо отметить, что универсальность тотемов в первобытных обществах была ограниченной. Разобщенность архаических родо-племенных сообществ приводила к тому, что их тотемы были локальными. Они имели принудительную, облигативную силу лишь внутри вполне конкретного сообщества, а за его пределами — в иных родо-племенных сообществах — тотемы были иными. Тотемы позволяли членам данного сообщества идентифицировать себя, определять другого человека либо как «своего», либо как «чужака».
Усилия антропологов XX века были направлены на то, чтобы продемонстрировать локальность феноменов тотемизма, связать границы распространения тотемизма с определенными культурными ареалами (прежде всего индейскими племенами) и показать, что тотемизм чужд многим первобытным обществам. Основной изъян концепции Дюркгейма и Мосса в том, что они делали акцент на проецировании социальных структур и способов идентификации индивидов на природу. Тотем, обретая принудительную, объективную силу социального факта, отождествлялся ими со специфическими коллективными представлениями, которые в свою очередь отождествлялись со всеобщими силами. Тем самым социологическая интерпретация тотемизма коренилась в отождествлении коллективно-общего со всеобщим, совместного — с универсальным. Этим объясняется их уверенность в повсеместной распространенности тотемизма, его «всюдности» как способа наименования и классификации, характерного для архаического сознания.
Существенно и то, что в концепции Дюркгейма и Мосса не проводилось различия между способами именования, которые присущи архаическим сообществам, когда природный мир — растения и животные — служит номенклатурой социальной жизни, и социальными формами индивидуальной самоидентификации членов сообщества. Иначе говоря, специфические механизмы социальной идентификации внутри архаических сообществ принимались Дюркгеймом и Моссом за формы коллективного сознания, за процедуры именования и классификации. Такого рода отождествление социальных феноменов с когнитивными формами, превращение социальных процедур в когнитивные процессы (именования, классификации, мышления) — основной изъян социологической концепции тотемизма. Социологическая интерпретация тотемизма коренилась не только в экстраполяции социологического видения на всю историю человеческих обществ, но и в отождествлении социальных и когнитивных форм, в превращении когнитивных форм в социальные и в отказе от признания какой-либо автономности процедур восприятия, мышления, языка. На этих процедурах лежит, по их мнению, печать социальности, они целиком и полностью социальны и по своей «субстанции», и по своей форме.
Социологическая концепция тотемизма, развитая Дюркгеймом и Моссом, вызвала острейшие споры и критику не со стороны социологов, а со стороны антропологов. С критикой социологической интерпретации Дюркгейма выступил ряд антропологов. А. Ван Геннеп¹¹, насчитавший более 40 теорий тотемизма, показал, что тотемизм далеко не универсален, что он присущ лишь некоторым австралийским племенам и не присущ более примитивным племенам (бушменам, андаманцам, веддам, таким племенам Северной Америки, как кучины, кроу, алконгины, хидатса и чокто, аборигенам юго-восточной Австралии, айнам, эскимосам, корякам и самоедам на Севере, папуасам Новой Гвинеи и др). Кроме того, было выявлено, что клановая структура отсутствует в охотничьем обществе и возникает там, где существуют зачатки земледелия.
Но концепции тотемизма, выдвинутые в качестве альтернативных, представляются гораздо более слабыми и по охвату материала, и по своим идеям. Для них была характерна натурализация и даже физиологизация истоков и сути тотемизма. Превращение тотемов в натуральные объекты, выбор которых определяется физиологическими причинами, объяснение действенности тотемов чувством нужды или замещением сексуальной энергии, или либидо — таков важнейший ход мысли, которому отдавала предпочтение антропология XX века. Так, известный английский антрополог Б. Малиновский, обсуждая вопросы о том, почему первобытные племена выбирают в качестве тотемов ограниченный круг объектов и почему вера в избирательное отношение выражается в вере в родство с этими объектами, объясняет этот избирательный выбор объектов тем, что «они составляют основу их питания». «Дорога от девственной природы через желудок дикаря к его сердцу очень коротка, весь мир для него остается лишь общим фоном, на котором выделяются полезные, главным образом съедобные, виды животных и растений»¹². В анализе тотемизма Малиновским чувствуются предрассудки утилитаризма, особенно там, где он отождествляет тотемные животные и растения с полезными и употребляемыми в пищу. Правда, здесь же Малиновский говорит и о том, что тотемами становятся те природные явления, которыми первобытный человек восхищается или которых боится. Здесь уже иной мотив в объяснении тотемизма — чувство страха или восхищения. Он находит «моральную ценность и биологический смысл в тотемизме, в системе верований, обычаев и социальных установлений, которые на первый взгляд кажутся лишь плодом детской, бессмысленной и вырождающейся фантазии дикаря»¹³.
Весьма популярными были в начале XX века психологические концепции тотемизма. А. Гольденвейзер увидел в нем социализацию эмоциональных ценностей¹⁴. 3. Фрейд дал его психоаналитическую трактовку¹⁵, связав тотемизм со страхом перед инцестом, с фобиями перед тотемами, с ритуалом жертвоприношения и с эдиповым комплексом. Для Фрейда тотемизм — это религиозно-социальный институт, чуждый нашему современному чувствованию, репрезентирующий систему брачных классов и запрещающий браки между родственными группами. Основатель психоанализа усматривал в тотемизме феномен бессознательной индивидуальной жизни, который коренится в страхе нарушений целого ряда запретов — пищевых, сексуальных и др. Он выделяет три типа тотемов: 1) тотем племени, 2) половой тотем, которому принадлежат все мужчины или женщины племени, 3) индивидуальный тотем. Поэтому он видит в тотемизме и религиозную, и социальную систему. Тотем — репрезентант кровно-родственных отношений, выражаемый в многочисленных и строго соблюдаемых запрещениях, и одновременно он — предмет почитания. Как социальный феномен тотемизм объясняет экзогамию, как сакральный феномен — часть культа и религиозных обрядов, а как психоаналитический феномен тотем — заместитель отца, отношение к которому у его сыновей амбивалентно, пронизано и любовью, и страхом.

В этот же период были развиты концепции тотемизма, которые связывали его с ритуалом, усматривали в нем один из моментов ритуалов. У. Г. Р. Риверс определил тотемизм как соединение трех элементов: социального, психологической веры в родство между членами группы и животным, растением или природной вещью, ритуального почитания, оказываемого животному, растению или природной вещи и проявляющегося в определенного рода запретах на его потребление или использование¹⁶. Ф. Боас увидел в идее тотемизма смешение двух проблем — идентификации человеческих существ с растениями и животными, с одной стороны, и использования в наименовании кровно-родственных групп растительных и других именований, с другой. Иными словами, в допущении тотемизма не проводится различия между способами дифференцированного поименования, когда животные и растения являются номенклатурой социальной системы и формами индивидуальной самоидентификации.¹⁷
Среди критиков социологического объяснения тотемизма следует назвать А. Р. Рэдклифф-Брауна и К. Леви-Строса. Если первый все же видел в тотемизме и тотемистических системах способы ассоциации сегментов общества с какими-то природными видами или явлениями природы, то второй вообще отверг саму идею тотемизма. Для Рэдклифф-Брауна тотемизм как способ ассоциации коренится в ритуальных отношениях между человеком и природными видами, а дифференциация этих ассоциаций — в ритуальной специализации.¹⁸ Природные вещи обретают ценность и становятся сакральными и сопряженными с ритуальной позицией. Порядок природных существ и вещей инкорпорируется в социальный порядок, что предполагает персонификацию природных существ и вещей, которые выступают в мифологии в качестве предков или культурных героев. Если Дюркгеим полагал, что социальный порядок проецируется на природный порядок, то Рэдклифф-Браун, наоборот, считал, что природа проникает в социальный порядок в качестве его неотъемлемой части¹⁹. Для него тотемизм — это определенная форма универсализации культуры и прежде всего ритуалов, присущих первобытным обществам, которые зависят в жизнеобеспечении от готовых продуктов природы и в которых существует сегментарная социальная структура.
Для К. Леви-Строса, который развернул в статье «Тотемизм сегодня» разрушительную критику концепций тотемизма, гипотеза о тотемизме имеет сомнительный характер. Он назвал ее «тотемистической иллюзией» и «дурной категоризацией реальности»²⁰. Для него тотемизм — это мифология, построенная этнографами и антропологами, миф во второй степени — миф о мифе, скрывающий те социальные реалии, которые уже сокрыты в натурализации социальных систем родства и правил брака в «неприрученных обществах». Обратив внимание на то, что правила брака и правила сочетания тотемов вступающих в брак совпадают, что тотемистические классификации кодируют определенные социальные функции — системы родства и системы брачных обменов, Леви-Строс подчеркивает, что тотемистические группы могут различаться с помощью ассоциации каждой из них с каким-либо природным видом — растениями или животными. Если все исследователи тотемизма исходили из специфической логики первобытного мышления — логики прелогической, логики ассоциаций, смежности и т. д., то для Леви-Строса «нет пропасти между логикой религиозного мышления и логикой научного мышления»²¹. Если для многих этнографов и антропологов исходным при анализе выбора того или иного природного вида является их полезность в качестве пищи, то для Леви-Строса «природные виды отбираются... потому, что "хороши, чтобы думать"»²², то есть они важны для систем классификаций, для дискурсивного мышления, логика которого совпадает с логикой бинарных оппозиций, корреляций и аналогий, действующей и в научном познании. Этот мотив, который на первый взгляд кажется модернизацией «неприрученной мысли», на деле позволяет ему осмыслить суть архаического мышления и присущих ему классификаций. Какие же особенности тотемистических классификаций вычленяет Леви-Строе, исходя из единой логики человеческого мышления?
1. Первобытное мышление создает мощные классификации различных видов растений и животных. Леви-Строс приводит большое число данных из этнографических исследований, свидетельствующих о богатстве и эвристической мощи классификаций у различных племен. Так, мужчины одного из племен негритосов перечислили наименования не менее чем 450 растений, 75 видов птиц, почти всех змей, 20 видов муравьев. Индейцы хопи описали 350 видов растений, навахо — более 500. Исследователи 12 племен Габона создали этноботанический каталог, включавший почти 8000 терминов²³.
2. Тотемистическое мышление устанавливает классификационные системы, которые фиксируют гомологию между природными и культурными различиями. Иными словами, в них осуществляется, с одной стороны, натурализация культурных и социальных различий, а с другой, тотемные группы культурализируют ложно понятую природу.
3. Фундаментальную роль в тотемистических классификациях играет язык, который превращает природные и социокультурные ансамбли в единую мифологическую структурную целостность. Причем для Леви-Строса «системы наименований и классификации, называемые обычно тотемистическими, приобретают операциональную ценность благодаря своему формальному характеру: это коды, пригодные и к переносу сообщения в другие коды, и к выражению в собственной системе сообщений, получаемых по каналу различных кодов»²⁴. Иными словами, две серии событий — природных и культурных — приобретают характер целостной структуры — мифа, который использует структуру для создания абсолютных сакральных объектов.
4. Логика тотемистических классификаций, аналогичная логике простой линнеевской классификации, позволяет вычленить роды, виды и разновидности. Она строится по структуре оппозиций и дана в синхронии, в то время как демографическое развитие осуществляется в диахронии. Тотемистические классификации очень сложны, поскольку имеют в виду то правила брака, то употребление пищевых продуктов, то слов в речи. Иными словами, тотемистические классификации имеют несколько измерений: коды и концептуальные системы, выработанные в первобытных обществах, позволяют обеспечить обратимость сообщений, относящихся к любому уровню, а группа преобразований внутри этой системы весьма обширна. С этими классификациями связаны и пищевые запреты, и табу на определенные слова и на инцест.
5. Мифологическое мышление разворачивается в тропах, где наиболее важную роль играют метафоры, преобразование которых завершается метонимией: события, совершающиеся с природными телами, оказываются метафорами социального порядка, дуальной организации структуры сообщества, разнообразия его функций. За мифологическим дискурсом Леви-Строе стремится выявить оппозиции, лежащие в основе его организации, метафоры в определении отношений между видами — человеческим и животным. Как говорит Леви-Строе, «классификационные системы располагаются на уровне языка: это коды, более или менее хорошо сделанные, но всегда для того, чтобы выразить значение»²⁵. Поэтому в этих системах кодов важную роль играют медиаторы — знаки или знаковые системы.
6. Леви-Строе обращается к анализу имен собственных как способу индивидуации. Индивиды в архаических обществах ранжированы не только в соответствии с группами — кланами, фратриями и т.д. Благодаря тотемистической тотализации и универсализации именование того или иного природного явления или видов животных становится эпонимом, который должен свидетельствовать о вхождении того или иного индивида в группу. Этот процесс тотемистической универсализации восполняется процессом индивидуации. Для лингвистов это проблема существа имен собственных, которые для ряда логиков, например для Д. С. Милля, лишены значения. Для антропологии и этнографии обращение к именам собственным весьма существенно, поскольку фиксирует формы индивидуации, присущие тем или иным сообществам. Архаические сообщества при образовании имен собственных отталкиваются от клановых наименований: «раз индивид — часть группы, то индивидуальное имя — это «часть» коллективного названия»²⁶. При каждом важном для жизни индивида моменте он получает новое индивидуальное имя, которое берется как часть какого-то целого — вида, его поведения, социальных сегментов. Так, жрец дает члену племени незанятое имя — «Стертое-копыто-старого-бизона», где бизон — эпоним данного сообщества. Как говорит Леви-Строе, для того чтобы человек смог получить имя собственное, должна произойти детотализация вида, который замещается каким-то парциальным аспектом. Тем самым благодаря именам собственным осуществляется идентификация индивида с каким-то сообществом, самоидентификация и одновременно идентификация другого как члена другого сообщества. Поэтому именование себя и другого выполняет в этих сообществах функцию классификации членов сообществ. Каждый человек обозначается тремя именами: первые два характеризуют термины родства или статуса, а последнее — имена собственные. По словам Леви-Строса, имена собственные образуют кванты значения, ниже которых остается лишь возможность осуществить указание — «вот это»²⁷. Концептуальная схема, согласно которой осуществляется логика классификации, одна и та же в архаических и в современных обществах: так же, как в современной биологии фиксируются род, вид и разновидности, так и в архаическом сознании индивиду дается имя, в котором можно выявить его сообщество, его фратрию и индивидуальные особенности.
7. Имена собственные и клановые имена представляют собой сакральные имена. Они совпадают с терминами родства, то есть с профаническими именами. Клановые имена представляют собой термины соотнесения с группой, а имена собственные — индивидные термины.
Итак, хотя Леви-Строе и объявил тотемизм иллюзией и вторичной мифологией, сотворенной антропологами, он продолжает линию социологического анализа тотемизма, трактуя его как классификационную систему, в которой объединены процедуры идентификации другого и самоидентификации с расчленением многообразия природного мира в соответствии с социальной организацией. Универсализация социальных различий, подчиненная родо-видовой логике, коренится в брачных правилах. Поэтому тотемный универсум оказывается универсумом различных кодов, используемых в архаических сообществах и экстраполируемых на природные явления, которые выступают в качестве эпонимов и представителей социальных связей и их категоризации.
Тем самым исследование тотемов как универсальных кодов архаических сообществ позволяет перевести проблему универсалий из плоскости этнолингвистики или этнопсихологии в иную плоскость — в плоскость социолингвистики, которая позволяет вскрыть корреляции между языковой системой и социальной структурой. Экзотические языковые формы, отождествляющие природный и социальный мир, образуют подкласс культурных форм, обеспечивающих единую категоризацию мира, общность понимания, поведения, верований, разделяемых членами социальной группы. Ожидаемое поведение всех членов социальной группы или ее отдельных кланов (подгрупп) может быть описано в терминах социологии ролей: классы ролей, члены группы как «акторы», поведенческие ожидания как атрибуты социальной роли, правила выбора и упорядочивания этих ожиданий как способы упорядочивания и языка, и социального и природного окружающего мира. Можно построить матрицы ролей с определенными классами и подклассами ролей и дать структурное описание набора ролей и их дистрибуций в определенных ситуациях. Это сообщество предстает и как языковое, и как социальное, связанное кровно-родственными отношениями. Между этими двумя типами сообществ можно провести определенные корреляции, прежде всего корреляции между способами упорядочивания и запретов: и языковая система, и социальная система предписывают одни способы упорядочивания и запрещают другие.
Социолингвистика выявляет способы упорядочивания социального пространства и времени. Окружение сообщества обладает внутренней структурой, которая определяется в терминах социального пространства и времени. Единицы социального пространства и времени обладают и внешней дистрибуцией, входя в более широкие классы социального пространства и времени.
Если посмотреть под этим углом зрения на концепцию лингвистической относительности, то можно сказать, что в ней фиксируются специфика социального пространства и социального времени в архаических сообществах, выявляются параметры внутренней организации социального пространства и его распределения по классам внешних дистрибуций. Подчеркнув активную роль языка в категоризации мира, Б. Уорф отметил: «Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном — языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы — участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка»²⁸. Исследуя языки индейцев хопи, Уорф обратил внимание на то, что в них нет существительных, обозначающих бесформенное вещество, нет абстрактных понятий «время» и «пространство», обладающих однородностью, а для обозначения действия «акторов» во времени используются многочисленные грамматические и лексические средства для конкретного описания длительности, интенсивности и направления (например, интенсификаторы).
Исходной посылкой Уорфа было указание на грамматические модели, которые специфичны для различных типов языков и с помощью которых истолковывается действительность. Эти грамматические модели, хотя и коррелируют с культурой, относительны для каждого типа языков. Более того, они по сути дела выполняют культурообразующую функцию, задавая определенную систему социальных ролей, поведенческих ожиданий, приоритетов и запретов. Однако Уорф ограничивается системой грамматических моделей, специфичных для каждого языка, не переходя к социокультурным характеристикам, которые объяснили бы специфику того или иного языкового кода. Обращение к тем категориальным и методологическим средствам, которые выделены в социолингвистике, позволяет понять единство языка и мышления, языкового сообщества и сообщества, объединенного кровно-родственными связями, форм классификаций и социальных группировок. Конечно, каждый тотем кровно-родственного сообщества специфичен именно для этого вида сообщества. Он локален. Социальное пространство, характерное для этого кровно-родственного сообщества, — это совокупность сакральных или профанных мест, выделение которых обусловлено близостью или отдаленностью от сакрализованного тотема, его места обитания, ареала распространения и т. д.
Социальное время, присущее этому сообществу, отнюдь не гомогенно, оно расчленяется на последовательность мгновений, имеющих в жизни индивида сакрально-ритуальное значение (инициации, обряды свадеб, похорон, жертвоприношений и др.) различающихся по своей интенсивности, полноте, насыщенности, эмоциональности. Социальное сообщество представлено как сообщество кровно-родственных связей и вместе с тем как языковое сообщество. Поэтому номенклатура кровно-родственных связей и правил бракосочетания оказывается одновременно и номенклатурой тотемных растений и животных, и пищевыми запретами и табу на имена (прежде всего тотемов). Иными словами, те отождествления, которые характерны для архаического мышления, казалось бы не коренятся в универсальности тотемов. Ведь каждый тотем локален. Однако отнюдь не локальны, а универсальны его истоки — брачные правила и правила, регулирующие выбор брачующихся из различных подкланов сообщества. Тотемная классификация при всей ее локальности и специфической определенности для каждого сообщества выполняет универсальную функцию, задавая систему регуляторов прежде всего брачного поведения, употребления тех или иных растений и животных в пищу и речевого поведения. Именно тотемная классификация и, в конечном счете, стратификация «акторов» внутри архаического сообщества, а не соглашение, как считает Уорф, предписывает определенную систематизацию потока впечатлений и переживаний, категоризацию многообразия природных и социальных явлений. Тотем и предстает как первая форма универсалий, которые обеспечивают расчленение природы и общества на определенные классы и подклассы. Если гносеология ограничивается структурами сознания и мышления, которые характеризуют категоризацию мира, а лингвистика — описанием активной роли языковых структур (например, грамматических моделей) в этой категоризации, то лингвистика, объединившаяся с социологией, и антропология, обратившаяся к социальным феноменам, позволяет осмыслить способы универсализации, характерные для архаических сообществ, и при всей видимой локальности и замкнутости в пределах локальных общин найти их characteristica universalis — формы регуляции социальных отношений, прежде всего правил вступления в брак, способов самоидентификации и идентификации другого. Тотемы и предстают как первые универсалии, присущие локальным сообществам, но выходящие по своей функции и значимости за пределы этой локальности.
________________
¹ Durkheim E. Sur le totémisme // Année sociologique. Paris, 1902. Vol. 5.
² Durkheim E. Les formes elementares de la vie religieuse. Paris, 1912.
³ L'Année sociologique. Paris, 1903. Vol. 6.
⁴ Mocc M. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М, 1996. С. 8-9.
⁵ Там же. С. 18.
⁶ Там же. С. 23.
⁷ Там же. С. 67.
⁸ Там же. С. 68.
⁹ Там же. С. 69.
¹⁰ Там же. С. 71.
¹¹ Gennep A. van. L'état actuel du problème totémique. Paris, 1920.
¹² Малиновский Б. Магия, наука, религия. М., 1998. С. 46.
¹³ Там же. С. 48.
¹⁴ Coldenweiser A A. Totemism, an Analytical Study // Journal of American Folclore. Vol. XXIII. 1910.
¹⁵ Фрейд 3. Тотем и табу // Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Тбилиси. 1991. Кн. 1.
¹⁶ Rivers W. H. R. The History of Melanesian Society. Cambridge, 1914. Vol. II. P. 75.
¹⁷ Boas F. The origin of totemism // American Anthropologist. Vol. 18. 1916.
¹⁸ Рэдклифф-Браун А. P. Структура и функции в примитивном обществе. М., 2001. С 148.
¹⁹ Там же. С. 154.
²⁰ Леви-Cmpoc К. Первобытное мышление. М., 1994. С. 39, 47, 49.
²¹ Леви-Строс К. Первобытное мышление. С. 102.
²² Там же. С. 97.
²³ Там же. С. 115.
²⁴ Там же. С. 172.
²⁵ Леви-Строс К. Первобытное мышление. С. 293.
²⁶ Там же. С. 250.
²⁷ Там же. С. 283.
²⁸ Уорф Б. Наука и языкознание (О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление, характеризующих систему естественной логики, и о том, как слова и обычай влияют на мышление)// Зарубежная лингвистика. Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1999. С. 97-98.