Часть вторая

Опубликовано smenchsik - пт, 11/16/2012 - 16:40

Попытка проинтерпретировать в свете высказанных предположений генезис образа Я (по материалам Л.С. Выготского).
Младенец, испытывая некоторое неудобство, плачет, привлекая внимание взрослых. Его крики приводят в итоге к удовлетворению потребностей ребенка и, в силу этого, становятся значимы для самого ребенка. В том же самом импульсе приобретают значимость и действия взрослых. Обретая свой, значимый для себя голос, ребенок одновременно интонирует и начинает слышать значимый для него голос матери. С самого рождения в ребенке начинает расти полифония своего голоса и голосов окружающих. При этом, обретая значимость для ребенка они сразу становятся в определенные отношения: свой голос — как выражение, сопровождение, оформление собственного аффекта, ощущения, влечения; голоса окружающих — как ответ. Психика ребенка сначала формируется: структурно — как "голосящая группа", в центре которой находится собственный голос, вызывающий обостренный интерес у остальных; и поэтому, функционально, во внешних проявлениях — как психика реципирующего интереса.
Первая радикальная перестройка взаимоотношений ребенка и его окружения (а вслед за ней — перестройка взаимоотношений его внутренних образов) происходит в традиционно выделяемом кризисе одного года. Ребенку открываемся слово, которое сопровождает (сначала — со стороны взрослого) указательный жест и, значит, выделяет и через взрослого делает доступным желаемый предмет. В образе "Я" начинают разделяться "Я реципирующее-голосящее" и "Я указующее-говорящее": из детского лепета начинает выделяться автономная речь. Это становящееся уже словесное общение имеет специфический характер в соответствии со спецификой ситуации: через указательный жест, а вслед за ним через слово ребенок начинает организовывать сам обслуживание себя руками взрослых. Вслед за перестройкой социальной ситуации вокруг ребенка начинает перестаиваться его внутренний микросоциум, отражая те новые отношения, которые складываются у ребенка с окружением.
В этот момент перед нами как бы два ребенка: один привык просто быть в центра внимания, причем этой привычки вполне достаточно для его жизнеобеспечения; второй — активно организует поведение окружающих. Каковы их взаимоотношения? Или так поставим вопрос: эти два "Я" есть некая метафора, просто разные проявления одного целого "Я" или же два "Я" — это некие психологические целостности, взаимодействие которых (наоборот!) образует целое психики ребенка? В пользу последний трактовки говорит патология (истерия, афазия): при разрушении более поздних психологических структур, те, что формировались ранее начинают определять поведение больного в целом. Объяснить этот факт, исходя из первой трактовки, на мой взгляд, сложно. Поэтому можно предполагать, что различные лики "Я", формирующиеся в социально различных ситуациях — это психологические целостности, характер взаимоотношений которых (в частности, "кто главнее?") социально и задается.
Завершение становления "Я указующего" видимо происходит в традиционно выделяемом кризисе трех лет. Тем самым завершается становление своего активного поведения: по мере нарастания самостоятельности, нарастает необходимость ограничения со стороны взрослых; ребенку приходится слушать, смотреть, осваивать "как надо" и "как не надо", "что можно" и "что нельзя". В некоторый момент уровень самостоятельности (в три года) приводит к тому, что в отношениях со взрослыми функции ограничения выступают на первый план, социальная ситуация снова радикально перестраивается. Соответственно во внутреннем микросоциуме функции ограничения по отношению к "Я" обретают образы окружения, что приводит к зарождению нового лика — "Я слушающего-слушающегося". Ребенок начинает руководить собой голосами окружающих. Вовне это проявляется феноменами эгоцентрической речи. (Вообще, во все более усложняющихся отношениях ребенка и взрослых разворачивается все новые и новые социальные функции (мама ласкающая и мама наказывающая, обслуживающая и требующая, спрашивающая и отвечающая, разрешающая и запрещающая), которые через общение втягиваются внутрь как новые лики образов окружения, воспроизводятся во внешней общении с собой (эгоцентрическая речь) и втягиваются внутрь уже в качестве различных ликов "Я". Становление их на пробеге три-семь лет и делает возможным перейти в конце этого периода к школьному обучению).
Сам этот феномен приводит к возникновению очередного, особого лика Я — "Я, говорящее к себе". Это новое, громко звучащее Я интонируется и в некоторый момент уходит внутрь: эгоцентрическая речь порождает речь внутреннюю (как и во всех прочих случаях это не значит, что "Я, говорящее к себе вслух", исчезает — просто после кризиса семи лет, социальная практика оставляет этому лику "Я" очень мало места). Я думаю, что этот кризис особый. Здесь в первый раз во взаимозависимой перестройке внешней социальной ситуации и внутреннего микросоциума определяющим выступает внутреннее изменение. Становление внутренней речи означает, что все участники внутренней драмы теперь будут говорить голосом "Я", тем самым психика ребенка обретает новый механизм дальнейшего развертывания и начинает его новый этап.
Экспансию собственного голоса на все персонажи внутреннего микросоциума видимо и следует понимать как процесс, ведущий к рождению собственной личности. При этом целостность, внутренняя плотность, некая жизненная автономия различных образов личности сохраняется; просто каждый образ теперь обретает второе лицо — "Я" (ранее это второе лицо каждого образа жило только во внешней речи). Завершение этого процесса, примерно в двенадцать лет, означает рождение личности, осознающей себя как целое, отдельное от всего мира, а каждое свое жизненное проявление — как проявление именно этого целого, в которое (проявление) "Я" может смотреться как в зеркало.
Отметим еще одну особенность. До сих пop отдельные идеи, значимые для ребенка тяготели к определенным персонажам внутренней драмы. Каждые образ как бы сообщал свои идеи словом, поступком и пр. Т.е., фактически, каждые образ как бы и был особой точкой кристаллизации, собрания, агломерации идей. Теперь, когда каждый персонаж обратился в диптих "образ иного-образ Я" — все идеи стали идеями "Я" и, значит — всех. Получается, что, наоборот, каждая идея теперь сообщает себя по-разному в разных образах, и, соответственно, каждый образ уже превращается из точки агломерации в точку превращения идей, особый способ перетекания одной идеи в другую. Но тогда и "Я" выступает как особый способ превращения идей, выраженных в слове, рисунке, поступке и пр. Отсюда, наоборот, превращение идей есть движение, осуществление личности. Превращенная идея есть произведение, авторское слово, образ. Виденье, слышанье, размышление над ним есть самоотталкивание "Я" от "Я" именно как особого способа превращения идей и, тем самым, — возможность выбора своего дальнейшего движения.
Последний штрих. Начиная с того момента, когда во внутренней драме все персонажи начинают говорить голосом "Я", личность приобретает одну особенную возможность саморазвития: через самостоятельное чтение, внутреннее общение с героями художественного произведения происходит их втягивание в образный строй внутренней драмы.