3.

Опубликовано smenchsik - пт, 05/31/2013 - 13:55

Вслед за этим следует разрешить другое .затруднение и высказаться по такому вопросу: если у тех животных, которые извергают семенную влагу в самку, ни одна часть ее не входит в состав возникающего зачатка, куда направляется ее телесная часть, если она действует силой, заключающейся в ней? Следует определить, воспринимает ли образующееся в самке что-нибудь от входящего в нее, или ничего? И относительно той души, которой характеризуется животное (животное ведь в силу присутствия определенной части души есть существо чувствующее), имеется ли она в семени и зачатке или нет и откуда она берется? Ведь никто не будет считать зачаток чем-то неодушевленным, во всех отношениях лишенным жизни: семя и зачатки животных живут не меньшей жизнью, чем растения, и до известного времени способны к произрождению. Что они имеют питательную душу, это очевидно (почему им необходимо получить ее прежде всего, это ясно из рассуждений о душе в других книгах), а по прошествии времени они получат и чувствующую душу, характеризующую животное. Ведь не одновременно {736 b} возникает животное и человек или животное и лошадь; то же относится и к другим животным; завершение возникает напоследок, и то, что составляет особенность каждой особи, является завершением развития.67 Поэтому и вопрос относительно разума, когда, каким образом и откуда получают его те существа, которые им обладают, представляет величайшие затруднения, и следует приложить все старания, чтобы, но мере сил и возможности, разрешить его. Очевидно, следует предположить, что семена и еще не отделившиеся зачатки имеют питательную душу в потенции, но не в действительности, до тех пор, пока они, как отделившиеся зачатки, не будут принимать пищу и выполнять действия, свойственные этой душе. Ведь, по видимому, вначале все подобные зачатки живут жизнью растения. Ясно, что вслед за этим следует сказать и о душе чувствующей, и q разумной; их все необходимо иметь сначала в потенции, прежде чем они будут в действительности. Необходимо, далее, или всем видам души возникать, не существуя раньше, или всем предсуществовать, или одним предсуществовать, другим – нет; и возникать необходимо или в материи без привхождения с семенем самца, или привходить в нее оттуда; а в самце необходимо или всем им происходить извне, или ни одной, или одним – извне, другим – нет .Что им всем невозможно предсуществовать, это очевидно из следующего. Ясно, что все те начала, которые производят телесную деятельность, не могут существовать без тела, так же как нельзя ходить без ног; следовательно, им невозможно входить извне, ибо ни сами по себе они не могут входить, будучи неотделимы, ни находясь в теле, так как семя есть выделение пищи, подвергающейся изменению. Остается только разуму входить извне и ему одному быть божественным, ибо его деятельность не имеет ничего общего с телесной деятельностью. Итак, способности каждой души связываются, невидимому, с другим телом и более божественным, чем так называемые элементы, а поскольку души отличаются друг от друга по высшей или низшей ценности, постольку отличается и природа упомянутых тел. В семени всех существ пребывает то, что делает семя плодородным, так называемое тепло. Это ни в коем случае не огонь или подобного рода сила, но заключенная в семени и в пенистом веществе {737 а} пневма и природа пневмы, аналогичная элементу светил.68 Поэтому огонь ничего живого не порождает и в подвергнутых действию огня веществах, как влажных, так и сухих, ничего·, по видимому, не образуется, а теплота солнца и живых существ, не только действующая через посредство семени, но и других могущих произойти выделений природы, содержит в себе оживляющее начало. Итак, из сказанного ясно, что теплота, заключающаяся в животных, не есть огонь и не от огня имеет свое начало; а телесная основа семенной влаги, вместе с которой приходит семя душевного начала, частью, отделима от тела у тех, у которых оно включает в себя нечто божественное, а таким является так называемый разум,69 частью, не отделима; эта телесная основа семенной жидкости, будучи по природе влажной и водянистой, растворяется и дает пневму. Поэтому не следует искать, всегда ли она выходит наружу и не является ли она частью образовавшейся формы, так же как и относительно сока, который свертывает молоко: ведь и он производит изменение, но не является составной частью свертывающихся масс. Итак, относительно души, в какой мере содержат ее зачатки и семейная жидкость и в какой не содержат, – вопрос решен: они имеют ее в потенции, а в действительности не имеют. Так как семя есть выделение и движется тем же самым движением, в силу которого растет тело при раздроблении последней пищи, то, когда оно войдет в матку, оно формирует и сообщает выделению самки то же движение, каким движется и само, ибо и у самки есть выделение и оно содержит в себе все части тела потенциально (но ни одной в действительности), так как оно имеет такие части в потенции, которые отличают самку от самца. Как от увечных родителей рождаются иногда увечные, иногда неувечные дети, так и от самки иногда рождается самка, иногда же – не самка, а самец. Ведь самка представляет собой как бы увечного самца, а месячное очищение – семя, только не чистое: одного оно не имеет – начала души. И вследствие этого у тех животных, у которых возникают жировые яйца, образующееся яйцо содержит в себе части обоих, а начала не содержит, поэтому оно не является одушевленным. Начало это приносит семя самца; когда же выделение самки получит это начало, тогда возникает зачаток. У частей влажных, но телесных, при нагревании образуется с поверхности сухая корка, так же как при охлаждении вареных {737 b} кушаний. Все тела скрепляет клейкое вещество, которое с течением времени, когда они становятся больше, получает нервную природу, ту, которая соединяет части тела животных, становясь у одних нервом (сухожилием), у других – его аналогом. К тому же виду принадлежит и кожа, и вена, и перепонка и все подобные образования: все они различаются по степени, большей или меньшей, и вообще избытком или недостатком.70
__________
67 Аристотель набрасывает здесь общий закон развития, по которому зачаток имеет сначала только питательную душу, как растение, затем чувствующую душу животного. Сначала он получает родовые свойства животного, затем видовые (человека или лошади) и, наконец, индивидуальные. В таком виде представлялся современный «биогенетический закон» дли Аристотеля, который не знал эволюционного учения и филогении, но учил, основываясь на систематике, о ступенеобразном повышении организации живых существ (лестница существ). Эта идея разрабатывалась последующими эмбриологами (закон Бэра) до появления осноБанных на учении Дарвина трудов Фрица Мюллера и Геккеля. И впоследствии, в критике биогенетического закона Оскара Гертвига, который филогенетические черты в зародыше «водил к необходимым стадиям развития, мы видим поворот к учению Аристотеля. О повышении организации см. в книге «О частях животных», стр. 137 и примечание. 137.
68 Здесь находит себе объяснение известная фраза Аристотеля: «человек порождает человека и солнце» («Физика», II, 194b), над которой всегда останавливались комментаторы, предполагая в этом месте какой-то перерыв или искажение текста.
69 Учение о разуме в отношении его происхождения и места в природе у Аристотеля нигде не выяснено до конца в противоположность Демокриту, учившему о тождестве разума и души, которая, по его мнению, образуется мелкими атомами огня. Эпитет «божественный», постоянно применяемый к разуму, в устах грека-политеиста звучал, конечно, несколько иначе, чем теперь, и прилагался также к небесным светилам и эфиру. Связь с первым двигателем, который является,, по Аристотелю, чистым разумом, — что прежде всего приходит на мысль, — у Аристотеля нигде не высказывается; да, кроме того, этот двигатель неподвижен, замкнут и мыслит только самого себя. Находясь вне природы, он движет не толчком, а скорее притягивая к себе; об эманации этого разума (в смысле порождения природного разума, как учил впоследствии Плотин) не может быть и речи. Предположение Кампе, одного из исследователей этого вопроса, что материальным субстратом разума является эфир, очень заманчиво, и его можно вывести из некоторых фраз, но только Аристотель нигде этого прямо не высказывает, а сделать это было бы очень легко. Остается предположить, что в этом пункте Аристотель сам не свел концы с концами и тем предоставил комментаторам возможность дополнять его по собственному усмотрению. Поэтому-то Аристотель, совершенно чуждый и даже враждебный христианству (отрицанием бога-творца и промыслителя, личного бессмертия и загробной жизни, этикой, построенной на земной основе достоинства и совершенствования личности), мог оказаться persona grata схоластики и католицизма гораздо больше Платона, которого церковь могла брать целиком без всяких дополнений (Brentano, Aristoteles Lehre vom Ursprung des menschlichen Geistes, Lpz., 1911, a также моя «Натурфилософия Аристотеля», глава 5).
70 Весь последний абзац о формировании зачатка Ауберт и Виммер заключают в квадратные скобки, предполагая, что он стоит не на своем месте, но где это место, указать не могут. Формирование зародышу начинается с того, что на его поверхности образуется кожица, или корка; также описывается оно в книге «О природе ребенка» («Гиппократов сборник»).
«Когда мать привлечет к себе холодный воздух, им пользуется семя, которое, будучи в теплом месте, есть теплое, и тогда, конечно, оно воспринимает воздух и испускает, и вздувшееся семя обтягивается оболочкой, так как внешняя поверхность у него, сделавшись непрерывной вследствие липкости, ω всех сторон связывает его. Подобно этому бывает и в печеном хлебе: на поверхности его находится нечто тонкое, наподобие кожицы, ибо хлеб, нагреваясь и вздуваясь, поднимается, а где он вздувается, там образуется упомянутая кожица» (стр. 232—233 русского перевода).
Аналогичным образом описывает Аристотель возникновение зачатка при самопроизвольном зарождении (см. III, II, 762а).
Несколько слов о «нерве» (νευρον). Аристотель не отличал еще нервов от сухожилий и связок (это различие установлено александрийскими анатомами), и «нервная природа» чаще всего переводится как «сухожильная»; но из разных мест видно, что Аристотель обозначал этим названием различные виды плотной соединительной ткани; здесь он это высказывает определенно.