V.

Проблема внутренней речи (в ее единстве-несовпадении с мышлением) как проблема предмета психологии — в одном из поворотов этой проблемы (и этого предмета). Анализ Л.С. Выготским реального процесса формирования внутренней речи в ее отношении с речью внешней; анализ самого синтаксиса и семантики внутренней речи; анализ отношения “мысль — речь” как анализ несовпадения мысли с ней самой (что является основой определения мысли); и наш (диалогический) анализ анализа Л.С. Выготского — все это позволяет сделать следующие предположения.
“Внутренняя речь” — в тех ее характеристиках, которые развиты выше, есть одно из определений самого субъекта психологической деятельности, существеннейшего предмета психологии как науки. То, что мы выяснили выше, — неделимость внутренней речи на “раньше” и “позже”, на дедуктивные лаги, ее абсолютная предикативность, тождественная абсолютной субъектности (несовпадение субъекта логического с ним самим), ее смысловая экспансия, ее порождающая сила по отношению к речи внешней и т.д., и т.п. — все это выявляет основное определение: “внутренняя речь” отвечает на вопрос — кто мыслит (в психологическом плане)? Мыслит такой “субъект”, как — “внутрення речь”! Она одновременна для “многих” (всех) прошлых и будущих состояний мысли, она — источник мышления, она — одно из (психологических) определений личности как субъекта мышления.
(Можно и нужно определить психологически значимую личность и иначе; как субъекта воспоминаний, забываний, мнемонических монстров, переживаний типа “это уже со мной было, хотя этого не могло быть...” — это будет память, которая помнит, забывает, соединяет и вычеркивает блоки личностного тождества, которая также мыслит, но в ином определении, чем “внутренняя речь”... Далее. Можно и нужно определить психологического субъекта как характер... и как совесть, и как судьбу... все это будут различные эквиваленты понятия “душа” (неделимая себетождественность личности, не тождественная телесной себетождественности), со всеми ее существенными логическими атрибутами — как субъекта без предикатов (см. И. Кант о “психологической идее”) и пр., и пр., но в современном (XX век) философском понимании.)
Возвращаясь к “душе”, понятой (в нашем контексте) как “внутренняя речь”, еще раз напомню: нельзя ставить вопрос так: кто осуществляет внутреннюю речь, кто ее носитель? Тогда сразу же начнется движение в дурную бесконечность. Единственный здесь “кто” — это сама внутренняя речь, она порождает речь-мысль, она есть (тождественный личности) субъект психологической деятельности, активности, общения. И здесь существенно вот что. По отношению к такому “субъекту” бессмысленно расчленять “субъекта деятельности” и самое деятельность. Для психологии внутренняя речь есть, конечно, деятельность (речь), но она же, замыкаясь на себя (только тогда это — внутренняя речь) и стягиваясь в “точку”, есть субъект психологической деятельности. Для психологии не существует отдельно “деятельности” и ее “субъекта”. Для психологии (сейчас — в определении внутренней речи...) есть лишь субъект (без предикатов, на-себя-замкнутый, в этом смысле без-деятельный, без-глагольный...) как потенция деятельности, как ее предположение. Как только мы начнем исследовать особую сферу деятельности психологического субъекта, мы сразу же покидаем почву психологии и переходим к некоей промежуточной, кентавровой теории — ну, хотя бы, в нашем случае (с внутренней речью) в область психолингвистики. И такой переход необходим.
Психология (как культура, по М.М. Бахтину) всегда живет на грани между собственно психологией и чем-то иным (не психологией) — той сферой, в которой протекает действие психологического субъекта, — лингвистикой, семасиологией, поэтикой, логикой и т.д., и т.п. Психология дополняет себя (оказывается завершенной) лишь тогда, когда выходит за свои пределы, в некую предметную (это — один из случаев) область своего отрицания (как психологии) и обратно. Психология становится собственно психологией, когда она понимает (это сложный и тончайший процесс) некую психологическую деятельность в ее замыкании на себя, в ее избывании предикатов, как субъекта деятельности, т.е. только (?!) как возможность, готовность, потенцию этой деятельности, — типа нашей “внутренней речи”, или памяти, характера, совести, судьбы... В этом плане можно продолжить нашу мысль так: для “души” — “внутренней речи” ее психологическая деятельность есть ее переход в лингвистику, разворачивание во внешнюю речь, радикальная трансформация смысловой семантики — в семантику значения; чисто смыслового синтаксиса — в синтаксис дискурсивно построенной мысли; одновременной слитности многих смыслов — в дедуктивную последовательность суждений и умозаключений; речи порождающей — в речь (мысль...) порожденную. Но мы помним, что эта активность наталкивается на встречную активность внешней речи и поэтому реально протекает как диалог. Психология возвращается в себя.
Если теперь необходимо понять структурно этот диалог внешней речи с речью внутренней (снова — как собственный предмет психологического исследования), то мы опять-таки конструируем (понимаем) все пространство между внутренней и внешней речью не как пространство, но как твердое, абсолютно неделимое ядро активности, т.е. не как деятельность, но как субъекта деятельности, как “душу”, только еще более экстенсивно развернутую, более широкую, объемную (менее глубокую, менее молчаливую). Тогда психологической и уже не психологической (новый теоретический кентавр) деятельностью этого субъекта, так понимаемого субъекта деятельности будет уже не разворачивание во внешнюю речь, но сама эта “внешняя речь”, взятая как “речевое высказывание” в смысле М.М. Бахтина, как ответ на (пусть неявное) утверждение какого-то реального вне-находимого собеседника, как завершенная реплика в межличностном диалоге, в системе “речевых жанров” (М.М. Бахтин).
Эта внепсихологическая диалогическая определенность речи исследуются, по определению М.М. Бахтина, “металингвистикой” (не уверен, впрочем, что это удачное определение). Но и эта речевая деятельность “интер-субъектного” характера также может быть понята (должна быть понята, если мы захотим понять ее психологически...) как “субъект деятельности”, как “душа” во всех ее логических определениях, намеченных выше, т.е. как готовность, потенция деятельности, как молчание, без-глагольность... Это будет... Но тут я прерываю свой анализ, уже и так слишком далеко ушедший от исходных представлений Л.С. Выготского. Вспомним основное. Та деятельность может и должна считаться психологической, которая может и должна быть понята как без-глагольность, как готовность к деятельности, как замкнутое на себя и стянутое в “порождающую точку” определение субъекта деятельности. Или, иными словами: та деятельность носит психологический характер, которая осуществляется в зазоре между двумя внутренними сферами; в нашем случае — между внутренней и внешней речью, между порождающей и порожденной речью, порождающей и порожденной мыслью. (Порождающей и порожденной в смысле Выготского, поскольку в концепции Н. Хомского “внутренняя грамматика” сохраняет все синтаксические и семантические особенности грамматики и семантики речи внешней и не может ничего порождать, не выступает тем замкнутым “субъектом логики” и “логическим субъектом”, каким она понимается Л.С. Выготским.)