Текст взят с сайта посвященного Владимиру Соломоновичу Библеру
(Заметки на полях книги А. Я. Гуревича "Проблемы средневековой народной культуры")
Прежде всего о характере этой работы.
Во-первых, это действительно заметки на полях чужой книги, работа не в своем материале, внимательная, но все же читательская речь. Это свободное общение с простецами средних веков в контексте, сформированном задачами и мыслью А.Я. Гуревича.
Во-вторых, записывая свои размышления на полях книги, я сдвигаю, смещаю задачи автора и — двигаясь в предлагаемом материале —решаю свою собственную задачу. Отталкиваясь от проблем народной средневековой культуры, от установки на напряженное вслушивание в немую речь средневекового деревенского безграмотного прихожанина, я пытаюсь понять образ Простеца как некий насущный полюс единой антитетической идеи личности средних веков и соответственно целостной антитетической культуры средневековья. Конечно, “поля” именно этой книги избраны мной не случайно. Я предполагаю, что задача, решаемая автором книги, проблема встречи сознания приходских “идиотов” и сознания “высоколобых” священнослужителей, что материал этой встречи, найденный Гуревичем в популярном богословии, что метод работы автора “Проблем...” позволяют с особой парадоксальностью и остротой ощутить интересующую меня проблему — войти в изначальное формирование идеи средневековой личности. Больше того, материал и задачи автора “Проблем...” так отстраняют мою собственную проблематику и близкий мне материал, с такой силой выбивают мои предположения из привычной колеи, что испытание моих воззрений на сопротивление нового материала и иного мышления позволяет по-новому определить мои исследовательские трудности.
В-третьих, в этом повороте исследовательских проблем книги Гуревича осуществляется все же некий диалог с взглядами и выводами автора. Этот диалог ни в коем случае не строится по линии частных восторгов и частных упреков (дескать, вот с чем я согласен, а с чем не согласен в этой книге). Нет, это диалог, необходимый мне внутренне, органично, и идет он по двум линиям. С одной стороны, здесь сопрягаются и спорят друг с другом две формы мышления — мышление философско-логическое, культурологическое и мышление историческое в его развитом и тончайше осуществленном виде. Когда философ и историк говорят об одном и том же, они все равно неизбежно говорят и н о е и даже об и н о м, и их воззрения дополнительны в Боровском смысле — предполагают и взаимоисключают друг друга. Если такой разговор достаточно органичен, то предмет размышления только выигрывает — получает объемную бытийную определенность, не сводимую ни к одной из (дополнительных) теоретических концепций. Буду надеяться, что так получится в нашем диалоге с автором “Проблем средневековой народной культуры”.
С другой стороны, есть здесь, конечно, и спор по существу. Там, где автор “Проблем...” выходит к определениям целостной средневековой культуры и предполагает, что для этих определений достаточно понять антитезу сознания (миросозерцания? идеологии?) средневековых “простецов” и сознания (миросозерцания? идеологии?) средневековых “высоколобых” и зафиксировать встречу этих двух (?) сознаний — там наши разногласия выбиваются на поверхность, и там эти разноречия внутренне необходимы и насущны для самого генезиса проблемы: “средневековая личность как субъект средневековой культуры”. Настаиваю — именно личность как субъект этой культуры (хотя обычно таким субъектом признается некий... соборный аноним).
Вне и без такого диалога очень трудно было бы определить мои собственные позиции.
В-четвертых, должен признаться в некоем “как если бы...” моих дальнейших размышлений. В ряде своих работ я детально развиваю те взгляды, которые здесь, в этих заметках, возникают как бы спонтанно, как будто бы впервые, в ходе замедленного чтения книги Гуревича. И сейчас я почти не буду ссылаться на свои — иным путем возникшие — идеи о соотношении индивида и регулятивной идеи личности в те или другие исторические эпохи, о культуре как феномене самодетерминации человеческих судеб и т.д. и т.д. (вот, впрочем, я уже суммарно на них сослался). В этой работе существенно именно “как если бы впервые”. Пусть это будет еще одним свободным рождением определенной культурологической концепции. Конечно, здесь есть момент игры, даже розыгрыша, но такая игра, такое условное наклонение насущно для более свободного движения моей собственной мысли, для того, чтобы эта мысль могла сформироваться (или — выразиться) заново, “маргинально”, в читательском слове. И все же признаться в таком “как если бы впервые” необходимо не только честности ради, но и потому, что резонанс второго, подстрочного плана входит в замысел этих заметок 26.
____________
26 См. Библер_B.C. Мышление как творчество. М., 1975; Он же. Нравственность. Культура. Современность. Наст. изд. С. 244-275; Он же. М.М. Бахтин, или Поэтика культуры. М., 1991; Он же. От наукоучения — к логике культуры. М., 1991.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии