Заметки на полях статьи В.С. Библера "Образ Простеца и идея личности в культуре Средних веков". - в кн. Библер В.С. На гранях логики культуры. М., Русское феноменологическое об-во, 1997.
Во введении к статье о простеце В.С. Библер предполагает, что задача книги А.Я. Гуревича "Проблемы средневековой народной культуры", заметки на полях которой - и есть вся статья В.С. Библера о Простеце - это проблема встречи сознания крестьян - приходящих в церковь и уходящих из церкви ( прихожан) и - сознания "высоколобых" - священнослужителей.
Изучая встречу крестьян-прихожан и высокоученых мудрецов, и Гуревич, и Библер пытаются мыслью войти в ИЗНАЧАЛЬНОЕ ФОРМИРОВАНИЕ идеи средневековой личности и средневековой нравственности.
Свой анализ попытки А.Я. Гуревича мыслить о простеце Библер называет еще одним рождением концепции культуры как феномена самодетерминации человеческих судеб.
В первой главе "В просторе свободного общения" Библер стремится войти во внутреннюю архитектонику книги Гуревича. Библер предлагает с позиций ЧИТАТЕЛЯ произвести движение от реальных крестьян - прихожан к ОБРАЗУ Простеца.
Это возможно, так как сам Гуревич занят сверх-задачей - ВКЛЮЧИТЬ читателя в ОБЩЕНИЕ со средневековой культурой. Вся композиция и ритмика книги Гуревича, с точки зрения Библера, подчинена этой идее ВКЛЮЧЕНИЯ.
Причем "включение" современного читателя ( такого, скажем, как читатель Библер) в общение с субъектом иной культуры предполагает соблюдение КУЛЬТУРНОЙ ДИСТАНЦИИ ОБЩЕНИЯ.
Библер дает очень интересное, почти механическое ( вспоминается "Механика как логика") описание этой дистанции. Библер считает, что "сжатие" дистанции дает слияние, расширение же дистанции - холодный познавательный интерес.
Продолжая эту механическую аналогию, Библер замечает, что дистанция не есть жесткий пространственный интервал. Здесь Библер придумывает образ колебательного движения вокруг точки зрения, саму эту точку образующего. Только в определенном зазоре сохраняется необходимый - для общения - РИТМ: цикл при-общения, цикл раз-общения, и снова - усиление при-общения - и снова раз-общение... Выбрать и ВЫДЕРЖАТЬ эту дистанцию - дело труднейшее.
Замечу, что это и определение ЧТЕНИЯ. И - намек на ритмику жизни прихожанина и "ухожанина" в(о) круге Храма, ритмику существования самого субъекта средневековой культуры. Человек то входит в самую сердцевину христианства, внутрь Собора, в слышание проповеди, в чтение Евангелия, в общение с Христом и девой Марией на иконе или в скульптуре, и - выходящего из Храма - в повседневную, крестьянскую архаическую жизнь на границе деревни и леса, населенного героями волшебной сказки и места обитания языческих божеств.
Люди средневековья входят с нами в трудный контакт, отвечают нам, если мы относимся к их мыслям, к их жизни и смерти - как к чему-то неповторимому и значимому.
В этом месте Библер вводит категорию " презумпции невиновности" субъекта иной культуры.
"Когда историк многократно взвесит все документы, всю свою оторванность...от мира своих Собеседников, прежде чем произнести хоть одно обвиняющее слово, когда ученые не перестает сомневаться и колебаться, сохраняет предельную осторожность суждений, - тогда ученый нравственен, и может надеяться на откровенную беседу с людьми прошлого".
Нравственность ученого - не только в глубоких знаниях, но и в колебаниях и сомнениях при произнесении суждений о субъекте иной культуры. Библер говорит: нельзя думать, что если люди умерли,значит, можно их снова приговорить к смерти, можно снова тащить на расправу.
Все же термин "презумция невиновности" предполагает, однако, СУД ПОТОМКОВ, возможность и последнего (? - ср. Бахтин) слова, необходимость адвоката (но и - прокурора...). И нельзя здесь всегда, как у Корчака, рассчитывать на оправдательный приговор потомков - "Простить. Простить. Простить."...
Библер считает, что в книге Гуревича - атмосфера нравственная, атмосфера историческая. Мы - также простецы, и разговор наш идет на равных. А иначе - не на равных- беседа вообще не может идти - ни сквозь века, ни в одном времени, в одной комнате.
БЕСЕДА идет всегда в одной комнате, откуда Со-беседник всегда может УЙТИ. Это - определение мистериального пространства БЕСЕДЫ. Грубый окрик заставляет уйти даже Призрака. В одной из постановок "Гамлета" во время беседы принц обнимает отца за плечи...
Именно в этом контексте в статье появляется слово ИСПОВЕДЬ. Гуревич замечает: "...сама исповедь с ее признаниями, колебаниями, попытками самооправдания, а, возможно, и умолчаниями, нам неизвестна".
Библер уточняет: "Скрытость основного феномена, воплощающего "образ культуры" - неявленность произведений - основная трудность исследования мышления средневековых простецов- крестьян."
Можно уловить "хаос сознания" накануне создания произведения (исповеди), но сам процесс преображения хаотического крестьянского сознания в "космос" культуры средневековья ( исповедь как произведение) для Гуревича неуловим.
Библер фиксирует разрыв между словом внешней речи и невыговариваемым внутренним конфликтом простецов. Простец при такой интерпретации начинает походить на крестьянина-Ходока, "великого немого" из 7 главы книги Л.С. Выготского "Мышление и речь".
Внутренняя речь исповеди "открытым текстом" - вот что такое средневековая культура по Библеру.
Во ВТОРОЙ главе статьи Библера о Простеце "Замедленное чтение. От приходского "идиота" к образу простеца" Библер, продолжая формирирование ОБРАЗА ЧИТАТЕЛЯ в концепции диалога культур ( читатель как АВТОР "записок на полях" книги, которую читает) говорит о связи двух основных книг А.Я. Гуревича о средневековом человеке - "Категории средневековой культуры" и - "Проблемы средневековой народной культуры". Я полагаю, что для Библера переход от первой книги ко второй может быть описан как "сдвиг сознания к полюсу мышления".
В первой книге Гуревич очерчивает узлы средневекового миросозерцания, средневекового сознания - в удивительной непохожести на стереотипы сознания современного человека.
В первой книге, по мысли Библера, ЕЩЕ НЕ БЫЛО проникновения в коренной ВНУТРЕННЕРЕЧЕВОЙ КОНФЛИКТ, который разрывал МЫШЛЕНИЕ средневекового человека на "голоса" и мучительно связывал эти "голоса разума" воедино, что было духовным подвигом. Этот исповедальный подвиг аналогичен нравственному подвигу античного героя, мучительно связывающего - в точке акме - космическую роковую предрасположенность и рок собственного характера.
Именно в этом конфликте внутренней речи и формируется культура Средневековья, средневековое мышление.
В эту исповедальную точку рождения средневекового мышления (и средневековой нравственности) и сдвигается внимание А. Гуревича - от первой книги ко второй.
Сам разрыв и поиск способа связи разорванных частей (формы СКАЧКА мышления), способа понимания того, что не может быть понято (или понимание того, что запрещено, запредельно для сознания), то есть создание НОВОГО - и есть построение человеком культуры собственного мышления. Мышления как творчества. В данном случае творчество состоит в построении культуры средневекового мышления и речи.
Библер характеризует основной разрыв средневекового мышления и речи как разрыв между архаическим сознанием простецов, завязших в языческом мифе, и - христианским утонченным, схоластически расщепленным (вышколенным), мистически сфокусированным СОЗНАНИЕМ высоколобых философов и богословов, способных мыслить о мысли, преобразовывать свою мысль.
Этот ДИАЛОГ исходных СОЗНАНИЙ, совершаемый в СОЗНАНИИ каждого человека средних веков, диалог несовместимых суждений нравственности, совмещение которых в одном МЫШЛЕНИИ есть нравственный и мыслительный подвиг. Подвиг РОЖДЕНИЯ мышления.
Это скачок через попасть несовместимости. Опять - механический образ, подобный образам работы Библера "Механика как логика".
И это - определение мышления. Мышление определяется как скачок, не уничтожающий пропасти (это ведь не мост, а скачок, прыжок), дающий ее ощутить с особой СИЛОЙ СТРАХА и особой силой преодоления этого страха.
Вспоминается "страх сострадания" в действиях Хора и зрителей античной трагедии. И "бездна акме", в которую попадает Эдип.
Пропасть-то, несмотря на преодоление страха, осталась. И поэтому снова нужен скачок.
И здесь Библеру нужен кинематографический образ - "замедленная съемка" этого скачка через пропасть непонимания есть формирование понятия средневековой нравственности.
Далее Библер, следуя за Гуревичем, переходит к критике ЭЛИТАРНОГО подхода к изучению культуры - когда культура исследуется исключительно с точки зрения сознания и мышления "лидирующей группы" средневековой цивилизации, захватившей речевое пространство и оттеснившей простецов.
Гуревич здесь не жалеет гневных слов. Гуревич пишет, что идеологам феодального общества удалось не только оттеснить народ от средств фиксации его мыслей и настроений, но и лишить исследователей возможности восстановить основные черты его духовной жизни. "Великий немой" (опять кинематографический образ, на этот раз самого Гуревича), "великий отсутствующий", "люди без архивов и без лиц" - так характеризуют историки народ средневековья. И это категорически не устраивает Гуревича. Аристократическая, элитарная трактовка средневековой культуры, принимающая в расчет мысли одной лишь "лидирующей группы" высоколобых прочно утвердилась и господствует в исторической науке по сей день - и это положение историк Гуревич решительно хочет изменить.
Замечу, что Гуревич подчеркивает связь этой элитарно-аристократической тенденции с несформированностью ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ у простецов, с поголовной неграмотностью средневековых крестьян. Неграмотное, лишенное письменной речи крестьянство игнорируется учеными- историки отказывают ему в праве на историю.
Вот Гуревич и предлагает сосредоточить внимание историка на способах восприятия, присущим людям, не прошедшим выучки в школе античного и патристтического наследия и поэтому сохранили ЖИВУЮ СВЯЗЬ с мифопоэтическим, архаическим, фольклорным, магическим сознанием. Это и есть простецы Гуревича.
В хаосе сознания этих простецов необходимо, полагает Библер, обнаружить ИМПУЛЬСЫ (опять механический образ!) будущих произведений высокого Средневековья, ибо простец - это человек на грани создания произведения. Изучая сознание простеца, мы исследуем зачатки возможных произведений.
Здесь речь идет о соотнесения сферы СОЗНАНИЯ и сферы МЫШЛЕНИЯ, т.е. сферы произведений культуры. Сдвиг сознания в сферу мышления понимается Библером как выращивание способности создания произведений.
Мне кажется, однако, что хаос сознания, возможность создания произведений - может оформляться двояко. И - в космос произведения (подвигом мышления). И - в космос цивилизационного ритуала (в пафосе отказа от создания призведений культуры).
Все же христианин-миссионер средневековья имеет дело не непосредственно с хаосом варварского сознания (или с хаосом крестьянского сознания). Высоколобый проповедник, христианизирующий варваров, имеет дело все же с хаосом архаического сознания, оформленного в космос архаического сакрального действия, то есть РИТУАЛА.
На переходном этапе - от архаического ритуала к ритуализации христианской, церковной, ритуалы архаики разрушаются (вспомним казнь Перуна). И в этом опасный момент мы обнаруживаем собственно хаос сознания, чреватый произведением. До того, как священнослужители не наденут на крестьянина намордник нового, церковного, ритуала, намордник церковного ДЕЙСТВИЯ - взамен МЫШЛЕНИЯ и РЕЧИ, взамен само-СТОЯНИЯ индивида.
Библер полагает, что сознание простецов - это пред-определение культуры. Это - ее дикая, грубая, питающая "подпочва". Она позволяет культуре создаваться, твориться. Без этой простонародной демократической "подпочвы" живой цветок культуры не вырастишь. А сработаешь одни бумажные реферативно-аристократические имитации.
Чтобы СИЛЫ (опять механика как логика!) творящего сознания "бродили", становились СУБЪЕКТОМ продуктивного средневекового мышления, испытывали разрывы и мыслительные скачки - нужно, чтобы высоколобые философы, архитекторы, проектирующие и строящие храмы, поэты, богословы были - в глубине души- простецами, крестьянами.
Далее Библер рассказывает, какой ЭКСПЕРИМЕНТ (опять термин скорее из физики, чем из науки истории) производит Гуревич, чтобы проникнуть в сознание простецов. Гуревич начинает изучать странные, вырожденные, сниженные образцы высоколобой письменной христианской культуры - в народном сознании.
Гуревич изучает не теологические "суммы" - но покаянные книги, восстанавливающие грехи деревенских прихожан, с помощью которых священник угадывал грехи простецов, входил им в душу, вызывал признания. Гуревич начинает изучать не "Божественную комедию" Данте, а "видения с того света", созданные невежественными крестьянами-прихожанами храмов и записанные священниками. Гуревич изучает "Светильник" Гонория, который пересказывает простецам Евангелие, ориентируясь на надежды и страхи прихожан, на их верования и суеверия, на опыт и схемы мышления крестьян.
Я позволю себе предложить следующую схему рассуждений о культуре, в частности, о культуре средневековой.
1. Я буду исходить из одного из ОПРЕДЕЛЕНИЙ КУЛЬТУРЫ, данного Библером в книге "От наукоучения - к логике культуры":
"В каждой исторической поэтике, в каждой культуре формируются...свои формы противоборства ( и "дополнительности") в моей судьбе двух ее определений: с одной стороны, ее предрешенности ( "сакральности"), с другой стороны, моей собственной ответственности за эту судьбу... В этом... плане каждой культуре свойственны свои, уникальные формы такого предопределения и...перерешения судеб, свои формы перебарывания и преображения сил детерминации "извне" и "из-нутра" - в силы самодетерминации" (В.С.Библер. От наукоучения - к логике культуры. М., Политиздат, 1991, с. 328.)
И еще:
"И каждый раз сомнение осуществляется в предельной экзистенциальной ситуации: по отношению к предмету религиозной веры. Это - сомнение в мифе ( античный разум). Это - сомнение, осуществляемое в форме доказательства бытия Бога ( разум средних веков). Это - сомнение в возможности тождества двух определений Бога: Всеобщий и - Субъект ( разум Нового времени)" (Там же, с.318).
2. Можно предположить, опираясь на одно из определений культуры, предложенных Библером,что каждая культура, ее субъект ( автор произведения) выбарывается в воспроизведениии (на сцене, в зрительном зале, в шедевре мастера, в исповеди Бл.Августина, в тексте романа, в "салонном"суждении просвещенного вкуса и т.п.) и коренном преобразовании ( в авторское, персонально ответственное произведение) каждый раз специфической ( для данной цивилизации) РИТУАЛЬНОЙ, САКРАЛЬНОЙ ФОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ. Сакральное ДЕЙСТВИЕ в ритуале преобразуется в ПОСТУПОК ( и "поступающее мышление") ЧЕЛОВЕКА КУЛЬТУРЫ.
3. Исследовательской задачей является об-наружение тех специфических ( для данной цивилизации) ритуальных, сакральных ( до-культурных, цивилизационных, то есть анти-культурных, сопротивляющихся культуре) форм поведения ( действия), из преобразования которых и возникает та или иная культура как субъект этого преобразования. Возникает ( из ритуального сакрального ДЕЙСТВИЯ) человеческая предметная ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ( предметом ее является сама эта деятельность, ее возможность) и связанная с нею возможность самодерминации индивида, возможность свободы выбора и совести ( нравственности).
4. В работах В.Библера и А.Ахутина показано, что для античной культуры формой сакральности, исходным цивилизационным ритуалом является КАТАРТИЧЕСКИЙ РИТУАЛ. Изображение катартического ритуала и его преображение в ТРАГИЧЕСКИЙ КАТАРСИС порождает АНТИЧНУЮ ТРАГЕДИЮ и ее героя ( Эдипа, Ореста). Здесь исследователи во многом "подражают" Аристотелю и его "Поэтике".
5. Для цивилизации, переходной от архаической (кочевой, варварской) к земледельческой ( "почве" для крестьянской жизни простецов в эпоху христианизации Европы, жизни "накануне средневековой культуры") существенным было, согласно В.Проппу, воспроизведение и преодоление РИТУАЛА ИНИЦИАЦИИ - в сказочный "переход границы" волшебного и обьыденного мира, что порождает ВОЛШЕБНУЮ ( В. Пропп) и БЫТОВУЮ ( В.Библер) СКАЗКУ и их героя ( ПРОСТЕЦА Иванушку). Здесь исследователи во многом идут вслед за В.Проппом и его "Морфологией сказки" - в дополнительности с попыткой решить поставленные ( но не решенные) Проппом проблемы в "Исторических корнях волшебной сказки" (например, проблему изоморфизма структуры волшебной сказки и обряда инициации). Поясню, что В.С.Библер рассматрвает ( в отличие от Проппа) именно БЫТОВУЮ сказку как исходную единицу понимания сказки волшебной. Пропп же обнаруживает "трагическое недоумение" при встрече с бытовой сказкой - она полностью выпадает из его теоретических схем.
6. Что же является преодолеваемым ритуалом ( исходной формой сакральности) ля средневеколвойц культуры? Что преодолевает исповедь? Что преодолевает жизнь в(о)круге Храма?
7. Здесь на ум наводит работа В.С. Библера о Простеце.
"И вот простецы заговорили. Медленно, запинаясь, замолкая, невнятно сдвигая слова и понятия, грубым, извечным и странно соблазнительным ( ?! - Педагог ШДК) голосом. Простецы заговорили, и - самое странное - мы понимаем речь, их запинания и невнятицу, - она живет где-то в нас, где-то в глубине нашего сознания...
...Голос простеца...усиливается и угадывается в исходном тембре и темпе... И только тогда...доносятся звуки языческих празднеств и ведовства...Время останавливается и замыкается в нескончаемо повторяемые природные циклы... Христианские чудеса подчиняются магическим заклинаниям. Христианские святые обретают черты фольклорных героев с их культом чести, возмездия, неукротимой гордости, придирчивого местничества. Отдаленный в вечность Страшный Суд свершается как мгновенное возмездие, сразу же, в момент смерти прихожанина...
...В христианском сознании, сосредоточенном в идее индивида, в потенции стать (посмертно?) личностью просвечивает подсознание изначально коллектитвное, личностно диффузное, сознание рода, мифического целого... "Примеры" на евангельские прописи не только обрастают точнейшими и гротескными бытовыми деталями, они перерастают свое "моралите" и становятся не "притчами", а некими прорастающими зернами иной, не евангельской морали. Свобода воли, столь внутренне напряженная в ортодоксальном христианстве, сменяется извечной обреченностью грешников - на грехи ( с колыбели, с момента зачатия, с начала времен)...Снова - как уже сотню веков - воля судьбы..." ( В.С.Библер. Образ Простеца..., с. 104-105).
И еще:
"Это "культура"(?) для которой хараткрно воинствующее выпадение из истории, неколебимая архаичность, абсолютная тождественность...основных схематизмов народного сознания. Это бытие сознания, абсолютно выключенное из становления...
...Непроницаемая внеисторичность народной культуры должна объяснить и другие ее определения. Это культура "мифопоэтическая"...Причем миф застыл здесь в доэллинском его состоянии. Народная культура предполагает хтоническое, циклическое, магическое сопряжение человека и природы; непосредственного нерефлектируемого бытия...Это не только неподвижная культура, но и культура неподвижного, всегда к себе возвращающегося, себе-тождественного мира. Культура не времени, а - вечности...
...Это культура, в которой схемы сознания и - далее- мышления абсолютно тождественны схемам поведения... Поступок здесь исключает мысль о нем...Исключен спектр свободы...
...Это культура, "автор" которой или, по-ученому выражаясь, субъект которой - ...коллективность, этакая диффузная...амебообразная родовая сила. Не индивид, сидящий где-то за столом и нечто сочиняющий, и даже не мастер-каменщик, в сотрудничестве с другими воздвигающий шпиль готического храма, но - ПАХАРЬ, здравый смысл которого неотделим от опыта поколений, движения которого, когда он бросает зерно, сцеплены воедино стереотипами..., неизменными от праотцов к правнукам. ПАХАРЬ - вне непосредствнного "сотрудничества", он - один, наедине с бесконечной природой, но это одиночество рода, народа, а не одиочество "без рода и племени" " ( Там же, с.106).
8. Ритуальной формой, которую воспроизводит и перебарывает рождающийся субъект средневековой культуры, средневекового мышления, является архаический календарный крестьянский земшарно-сельскохозяйственный ритуал. Ритуал этот отличается и от катартического ритуала, и от ритуала инициации.
9. Круг этого архаического ритуала и преобразуется в круг Храма.
Существенно введенное В.С.Библером понятие жизни в(о)круге Храма. Важно, что крестьянин приходит в Храм и уходит из него. Он при-хожанин и у-хожанин. Он живет не в Храме - а именно в его округе. Вне Храма у-хожанин снова попадает в хаос и ритуальный космос архаической жизни ПАХАРЯ, земледельца.
10. ВЕРТИКАЛЬ Храма нужно ПОСТРОИТЬ, разрывая циклический ритм движения по одному и тому же годовому кругу лето-осень-весна-зима. Вообще, вертикаль - это обращение к небу, перпендикулярное по отношению к плоскости Земли - не с целью воздействия (ритуального) на плодородие, не с целью узнать - пахать или сеять, а для общения с Богом. Вертикаль разрывает ритуальный круг вечности и вводит линейное средневековое время по схеме: сотворение мира-рождение Христа- Страшный Суд. Храм - это воплощенная в камне вертикаль, вначале воображением строящаяся. Воображением двух верующих, между которыми Христос.
Человек Средневековья, который божественную вертикаль превращает в колонну, а круг земледельческой жизни - в жизнь в(о) круге Храма и есть Мастер.
11. Сама деятельность впервые построения храма, во-площение идеи Вертикали, во-площения особой истории, не имеющей отношения к циклическому времени-вечности земледельческого ритуала - уже есть начало преодоления этого ритуала и рождение субъекта средневековой культуры - Мастера. Исповедь крестьянина в построенном Мастером Храме преобразует и самого крестьянина в субъекта средневековой культуры -Простеца-прихожанина.
12. Может быть, подражающий циклическому земледельческому архаическому ритуалу смены времен года, переводящий линейное время Библии (рождение мира из Слова - Страшный Суд) в циклическое время ЦЕРКОВНЫХ ЦЕРЕМОНИАЛОВ есть та форма сакральности, которую каждый раз преодолевает жизнь в(о)круге Храма. Бытие в(о) круге Храма (в округе Вертикали) как бы борется с церковной ритуализованной циклически воспроизводимой жизнью прихожанина.
13. Интересно, что аналогом ритуала церковной жизни ( во многом подражающей не только Библии, но и жизни крестьянина-пахаря) является ритуал школьной жизни - с ее осенним первым и весенним последним звонками, весенними и осенними походами, осенними, зимними, весенними и летними каникулами, зимним новогодним карнавалом, весенними экзаменами, летним выпускным вечером и пр. Ритм жизни школьников подражает годовому циклу( как у крестьянина).
- Войдите, чтобы оставлять комментарии