“... И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания”.
Правда, у Адама и Евы не было явного оппонента. Сами они (что поделаешь, - первые), опоясавшись, вступили в спор с собою нагими, и только теперь стала возможна истинная нагота, нагота для зрячих: нагим открывают глаза опоясавшиеся, опоясавшимся - нагие. А дальше? Носитель одного абсолюта находит (изобретает) аргумент для его обоснования (вовне, внутри... от сомнения не уйдешь, не уйдешь и от спора), Собеседник находит контраргумент... Глаза раскрылись шире... Дальше?..Оказывается собеседник-оппонент нужен мне все время (опять: вовне, внутри? - пока неважно). Без него я не познаю свой абсолют (как пошло сначала...), мир моего абсолюта, мой мир, себя (и одновременно: его абсолют, мир его абсолюта, его мир, его)... Да и есть ли я? Раньше (при закрытых глазах) я и не знал этого. Сейчас, в споре, узнаю, конструирую свое зрение, свою речь, свой язык, свою фантазию, себя, свой мир, свой абсолют, свою субъективную истину... Вот только... в каком смысле субъективна она теперь?..
...Но так или иначе, мы видим: если истина спорна - она развивается. Поспорим еще (экзистенциалисту не понравится, но деваться некуда, - надо разобраться). Чем дольше, дальше углубляется спор, тем дальше, дольше развивается, конкретизируется, открывается мне моя истина (и становится все более сомнительна?): жить надо опоясавшись потому-то и потому-то, и это приведет к тому-то и тому-то, и убережет от того-то и того-то, и потребует того-то... Так что истина уже трилика:
а) качественный абсолют, императив, чистая субъективность (жить надо опоясавшись), и потому одновременно, -
б) сомнение, спор об истине (ты говоришь - опоясываться? но есть такие случаи, когда лучше бы раздеться...), и потому одновременно, -
в) относительная, стремящаяся к количественному абсолюту, неполная, развивающаяся, недостаточная, потенциальная (все эти “потому-то” и пр.).
Выходит, истина развивается и в таком качестве есть потенциальный количественный абсолют (мир моего Я в пределе, МИР как Я, а точнее, Я - как МИР, как особая уникальная культура мысли, культура жизни), т.е. не только и не столько субъективна, сколько уже Субъектна (и мы видим одновременно - предельно объективна)...
... И вот теперь, когдая я узнал (спасибо оппоненту) кое-что о себе, о мире, о своей (?) истине, я могу на кое-что закрыть глаза и определенным образом отнестись к происшедшему...
... Могу, например, абсолютизировать изнаночность представлений оппонента и объявить их ошибочными (ведь у меня уже - весь мир, в котором я живу, и, следовательно, правильно, “по истине” его понимаю, знаю истину); остается объективно выложенное движение моего изначального представления, о том, что истина, например, целиком в бытии, которое тоже (одновременно) невозможно абсолютизировать - получим существенно объективную истину, истину бытия.
Или я могу теперь обратить внимание на то (абсолютизировать), что все это (теперь видимое) есть видимое, и буду настойчиво утверждать, что истина - в моем зрении (и действительно - разве не так?)
- А зрение оппонента?
- Ну, он смотрит с другой стороны, имеет право...
- А с какой стороны нужно смотреть?
- Ну вы опять за свое... Говорите, сколько угодно, что мой глаз развился в диалоге, но ведь это не отменяет нисколько того, что сказано в самом начале, и даже усиливает его: я ничего не знаю, кроме того, что вижу, а это зависит от устройства глаза (можно сказать - от устройства зрительных приборов, методов их конструирования, работы с ними, теории этой работы, споров об этой теории, а все же, в конце концов, - от глаза, что смотрит непосредственно, хоть бы и в окуляр или на шкалу - не важно).
- А вот посмотрите: все это нужно себе рассказать (себе? а оппоненту?). И пока не расскажешь, ведь не знаешь, что собственно видно - (а пока не увидишь, о чем рассказывать?). Но ведь ясно, что если глаз раскрылся речью, то корень все же в ней. Диалог там или нет - не важно. Ведь и оппонента нужно понять, т.е. так пересказать себе его “потусторонние” речи, чтобы хотя бы ясно стало - о чем он. Так что - говорю ли, слушаю ли - моя речь, и она меня (мой глаз, мое сознание, мою мысль...) устраивает (во всех смыслах этого слова)... Вот вы все время уходили от вопроса о внутреннем и внешнем собеседнике. И не зря, я думаю. Ведь самая главная-то сложность, если я правильно понял исходно поставленный вопрос, в том, как мне, определенному и конечному и даже изолированному, замкнутому на себя индивиду, доступна истина? Вот тут и важно различение внутреннего и внешнего собеседника! Пусть внешний (с его речью, виденьем и прочими атрибутами) и послужил как бы детонатором моей мысли, помог мне в онтогенезе моей психики, но тепарь, когда “явился” внутренний собеседник, мой alter ego, принципиально далекий, идеальный, одновременно “понимающий и несогласный”, когда я, одним словом, уже стал как мыслитель, теперь роль внешнего собеседника - естественно внешняя и случайная. Но если так, если речь идет о существенно внутреннем собеседнике, то речь идет обо мне и о моей речи (любопытно, что размышляя, рассуждая сам с собой, я незаметно опять перешел на диалог почти в лицах...).
- Да, так вот, очень хорошо, что коллега обратил внимание на проблему внутреннего и внешнего собеседника (и заодно - на недомолвки апологета диалога). Если не клеить ярлыки “внутренняя” или “внешняя”, “существенная” или “случайная”, а посмотреть на то, на что действительно можно посмотреть, то нормальную речь мы можем увидеть именно и только в диалоге с внешним собеседником (почему-то неважным для некоторых коллег, хотя, обратите внимание, таким же индивидом, как и наш умозрительный “Я”; заметим к тому же на полях, что разговор вслух с самим собой никак нормой не назовешь, а разговор “про себя”, ни для кого, кроме говорящего, не является реальностью)... Так вот, разговор с реальным собеседником (вы догадались уже, куда я клоню) совершается посредством понятных и именно одинаково понимаемых собеседниками слов, посредством языка. И т.к. язык не производится здесь и сейчас, а преднайден собеседниками как готовый (я сейчас абстрагируюсь от вопроса о “начале”, но хочу подчеркнуть, что именно - преднайденность языка позволяет “совершать”, попросту, - обсуждать с его помощью иной, не языковый предмет, истину, например; кстати, сейчас меня, надеюсь, коллеги понимают, и основания этого понимания нет нужды объявлять), и, с другой стороны, как это очень наглядно показано нашим диалогистом, именно в общении происходит становление личных видений (а я скажу - интерпретаций) истины, то, очевидно, (я возвращаюсь к своему исходному утверждению), источником истины, ее истинным (простите за очередной каламбур) вместилищем все же является язык...
- Я вижу, уважаемые коллеги, что свою позицию никто радикально не поменял... не буду исключением. Все-таки, фантазия, воображение - это то, что я знаю лучше всего - еще в замысле, еще как бы до (а может быть и “вне”) того как расскажу себе или другому... На второе соображение, прямо примыкающее к первому, меня наталкивает очень точная, логически корректная и, вместе с тем, наглядно-образная и, я бы даже сказал, эстетически выверенная (нужно отдать должное коллеге) зарисовка на тему об утерянном рае. Посмотрите, вот у Вас сталкиваются два императива. Но ведь их, по крайней мере один, нужно изобрести, придумать? И здесь выступает уже не субъективная сторона фантазии (которую Вы знаете как свою), а ее объективная, сообщительная и общительная, во внешней речи представленная сторона. То же самое, далее, касается (и это мне представляется главным) каждого аргумента в споре. Вспомните, это буквально Ваши слова: “изобрести аргумент”. Наконец, моя фантазия реально происходит, как это уже было отмечено раньше, и это та реальность, реальность которой (извините и меня за каламбур) я могу засвидетельствовать прежде всего и несомненно (думаю, что именно таков истинный смысл “cogito” Декарта). Я подчеркиваю, что не мысль, а именно фантазия рефлектируется мною безусловно, т.к. мысль претендует уже на принципиальную соотносимость с вне ее находящимся бытием, и в этой своей “части” может оказаться принципиально никак не проверяемым фантомом, т.е. ...фантазией... Но я, кажется, злоупотребляю Вашим вниманием. С удовольствием передаю слово нашему агностику.
- Спасибо. Поскольку каждый из собеседников существенно конкретизировал свою исходную посылку, мое недоумение (я думаю, все помнят, о чем речь) также нарастает и конкретизируется: выходит, в развернутой метафоре диалогиста (впрочем, если дело так пойдет и дальше, у него есть шанс превратиться из диалогиста, т.е. апологета диалога, в диалогика, развивающего логику диалога) Адам и Ева, уже едва приоткрыв глаза, совершили акт познания-осмысления во всей полноте предложенных здесь (и я теперь начинаю думать, что не только предложенных, но и бесконечного числа иных, пока виртуальных) определений. Не хочется повторяться, но не трудно представить с позиции непредвзятого наблюдателя, насколько теперь конкретно-невозможными выступили “акт познания” и, соответственно, - “знание истины”. Теперь это знание уже - категорическая метафора в моих глазах. Проблема только в том, чтобы понять - метафора чего? Думаю, того, что “остается” - “просто жизни”.
- Что ж, я опять вынужден пристроиться вслед “непознаваемой истине” и обратить внимание своих со-мыслителей, насколько легко очерченные трудности разрешаются с позиции веры.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии