Глава пятая

Опубликовано smenchsik - пт, 11/25/2011 - 16:35

5. Вот что мы можем сказать о геометрической материи, имея при этом в виду и то, что. Порфирий философ написал в своих "Исследованиях по разным вопросам", и что излагается большинством платоников, 12 но полагая, что это более согласуется с подходами геометров, а также с Платоном, который называет область, подлежащую геометрии, предметом мысли, dianoeta. Все это согласуется одно с другим, потому что причины геометрических форм, в соответствии с которыми мысль выдвигает доказательства, в ней уже обладают наличным бытием, а сами подлежащие делению и сочетанию фигуры проявляются в области воображения. Теперь скажем о самом умозрительном знании этого.

Геометрия есть знание величин, фигур и их границ, а также отношений между ними и производимых — над ними операций, разнообразных положений и движений; рна начинает с неделимой точки, завершает объемными фигурами и исследованием многообразных различий между ними, и уже после этого от более сложного возвращается к более простому и к началам более сложного. А именно, она пользуется синтезом и анализом, всякий раз начиная с предпосылок, начала беря от более высокого знания и используя все диалектические методы: когда речь идет о началах, она использует отделение видов от родов и определения; когда о том, что следует за началами, — доказательством и анализом, чтобы показать переход от более простого к более сложному и опять возвращение к более простому, отдельно производя рациональные построения относительно того, что ей подлежит, отдельно — относительно аксиом, от которых она переходит к доказательствам, и относительно постулатов; и отдельно — относительно существенных свойств, показывая, что и они связаны с предметом ее рассмотрения. Ведь в каждом знании одно — род, который является предметом данного вида знания и операции над которым предполагается рассмотреть; другое — начала, которыми пользуются для доказательств; третье — существенные свойства. При этом если аксиомы общи всем видам знания, хотя каждое пользуется ими применительно к тому, что подлежит рассмотрению, то род и существенные свойства — различны.
_____________
12 «Большинство Платоников» восприняли аристотелевское «абстракционистское» отношение к математике, подчеркнутое Александром Афродисийским, в числе которых Ian Мueller («Aristotle's doctrine of abstraction in the commentators». — In: Aristotle transformed... ed. by R. Sorabji, London, 1990, pp. 463-480) помещает Порфирия (pp. 478-479), правда, с оговорками. В "Комментарии на Гармонику Птолемея" Порфирий не говорит, что воображение копирует чувственные восприятия: оно вносит в них точность, представляет душе как понятия, на основе которых возникает знание, от которого — подобный отчетливому зрению ум, прикосновенный к подлинному сущему; Ian Mueller называет этот взгляд на пробуждение ума Платоновским, но механизм — по существу чисто аристотелевским. Между тем, скорее следовало бы как раз подчеркнуть, что Порфирий вводит в Платоно-Пифагорейскую иерархию познавательных способностей аристотелевский пласт, позволивший создать, в частности, прокловскую концепцию воображения. Заметим, что в связи с проблемой воображения Прокл ссылается на Порфирия и в комментарии на "Государство". Во-первых, заметим, что "Государство" не входило в ямвлиховский круг 12 Платоновских диалогов, но комментарий на Государство был у Порфирия, которого Прокл называет philosophotatos (II 96, 13 Kroll). Здесь же Прокл дает следующее определение воображения: kai gar phantasia nous tis esti pathetikos (cf. Syrian. In M Metaph. р. 895b16-17: kalei gar tauten en heterois pathetikon noun). Порицая Колота, не допускающего использования мифов в философии, Прокл в поддержку своей точки зрения ссылается на Порфирия и добавляет: «...tais psychais noerais men ousais... endysamenais de ton phantastikon noun kai zen aneu toutou me dynamenais en tode to topo tes geneseos... prepon estin tropos tes didaskalias... ho dia ton myton (II 107, 14-23); это прямо соотносится с Порфирием: «...toi zooi... hai noeseis ouk aneu phantasias» (Sent. 16, p. 8, 1-3 Lamberz). Далее Прокл добавляет: hoste kai ton palaion tinas tous men phantasias tauton eipein einai kai noun tous de kai diakrinantas aphantaston noesin medemian apoleipein; это также отсылает нас к Сентенциям Порфирия, в конечном счете опирающегося на 3 кн. О душе Аристотеля: «...ho de nous eis auton synagomenos, oudeme exo ekteinomenos, hoper kai edokei tisin [[oud]] onomatos diaphoras prostheises te tou nou hypostasei kai te tes phantasias he gar en logikoi zooi phantasia ededokto autois noesis (43, р. 55, 18-56, 3). Рассматривая проблему единства души (I 233, 29-234,30), Прокл вспоминает Symmikta zetemata (называя их здесь problemata): существует два типа вожделения (orexis) и знания (gnosis), которые соответствуют одноименным потенциям (orektikai kai gnostikai dynameis), а phantasia noesis ousa morphotike noeton ethelei gnosis einai (I 235, 1-21). Чтение этих пассажей создает впечатление, что Порфирий инспирирует Прокла, но не удовлетворяет его, и поэтому Прокл принимает его, но с поправками и новыми формулировками: Hemeis de... ouk hosa monon ho philosophotatos... Porphyros echoimen an... legein (II 106, 15-17); kalos men kai ho Porphyrios [sc. legei]... ou men alla kakeino rheteon... (II 111, 9-14); prostheteon de toutois (II 107, 14); ekeino de prosthetentes (I 235, 2-3); все это очень напоминает и наш пассаж во втором введении. По-видимому, ввести соответствующие тексты Аристотеля и Порфирия в поле зрения афинских неоПлатоников мог еще Плутарх Афинский, с которым Прокл читал "О душе".