3.

Определение понятия «быть милостивым». — К кому и почему люди бывают милостивы? — В каком на­строении люди бывают милостивы? — Как должен пользоваться оратор этой страстью для своей цели?

Так как понятие «сердиться» противоположно понятию «быть милостивым» и гнев противоположен милости то следует рассмотреть: находясь в каком состоянии, люди бывают милостивы, по отно­шению к кому они бывают милостивы и вследствие чего они делаются милостивыми. Определим понятие «смилостивиться» как прекращение и успокоение гнева. Если же люди гневаются на тех, кто ими пре­небрегает, а пренебрежение есть нечто произвольное, то очевидно, что они бывают милостивы по отношению к тем, кто не делает ничего подобного, или дела­ет это непроизвольно, или кажется таковым, и к тем, кто желал сделать противоположное тому, что сде­лал, и ко всем тем, кто к нам относится так же, как к самому себе, ибо ни о ком не думают, что он от­носится с пренебрежением к самому себе, — и к тем, кто сознается и раскаивается: в этом случае люди перестают сердиться, как бы получив вознагражде­ние в виде сожаления о сделанном. Доказательство этому [можно найти] при наказании рабов: мы боль­ше наказываем тех, кто нам возражает и отрицает свою вину, а на тех, кто признает себя достойным наказания, мы перестаем сердиться. Причина этому та, что отрицание очевидного есть бесстыдство, а бесстыдство есть пренебрежение и презрение, потому что мы не стыдимся тех, кого сильно презираем. [Мы бываем милостивы] еще к тем, кто принижает себя по отношению к нам и не противоречит нам, ибо полагаем, что такие люди признают себя более слабыми, чем мы, а люди более слабые испытывают страх, испытывая же страх, никто не склонен к пре­небрежению. А что гнев исчезает по отношению к лицам, принижающим себя, это видно и на собаках, которые не кусают людей, когда они садятся. [Ми­лостивы мы] и по отношению к тем, кто серьезно относится к нам, когда мы серьезны: нам кажется, что такие люди заботятся о нас, а не относятся к нам с презрением, — и к тем, кто оказал нам услу­ги большей важности, [чем их вина пред нами], и к тем, кто упрашивает и умоляет нас, потому что такие люди ниже нас. [Милостивы мы] и к тем, кто не относится высокомерно, насмешливо и пренебрежи­тельно или ни к кому, или ни к кому из хороших людей, или ни к кому из таких, каковы мы сами. Вообще понятие того, что способствует милостивому настроению, следует выводить из понятия противо­положного. Не сердимся мы и на тех, кого боимся или стыдимся, пока мы испытываем эти чувства, по­тому что невозможно в одно и то же время бояться и сердиться. И на тех, кто сделал что-нибудь под влиянием гнева, мы или совсем не сердимся, или ме­нее сердимся, потому что они, как представляется, поступили так не вследствие пренебрежения, ибо ни­кто не чувствует пренебрежения в то время, когда сердится: пренебрежение не заключает в себе огор­чения, а гнев соединен с ним. [Милостиво мы отно­симся] еще к тем, кто нас уважает.
Очевидно, что те, состояние которых противопо­ложно гневу, милостивы, а такое [состояние сопровождает] шутку, смех, праздник, счастье, успех, на­сыщение, вообще беспечальное состояние, не высо­комерное удовольствие и скромную надежду. [Милостивое настроение является] и в тех случаях, когда гнев затягивается и не имеет свежести, потому что время утоляет гнев. Точно так же наказание, нало­женное раньше на какое-нибудь лицо, смягчает даже более сильный гнев, направленный против какого-нибудь другого лица. Поэтому-то, когда народ гне­вался на Филократа,⁷ последний на вопрос какого-то человека: «Почему ты не оправдываешься?»— бла­горазумно отвечал: «Еще не время». — «А когда же будет время?» — «Когда увижу, что кто-нибудь другой оклеветан». Ведь люди смягчаются, когда со­рвут свой гнев на ком-нибудь другом, как это было с Эргофилом: хотя на него сердились больше, чем на Каллисфена, однако оправдали его именно пото­му, что накануне осудили на смерть Каллисфена. [Милостивы мы] и к тем, к кому чувствуем состра­дание, а также к тем, кто перенес большее бедствие, чем какое мы могли бы причинить им под влиянием гнева; в этом случае мы как бы думаем, что полу­чили удовлетворение. [Мы бываем милостивы] и тогда, когда, по нашему мнению, мы сами не правы и терпим по справедливости, потому что гнев не бывает направлен против справедливого, в данном же случае, по нашему мнению, мы страдаем не во­преки справедливости, а гнев, как мы сказали, воз­буждается именно этим. Ввиду этого прежде [чем наказывать делом], следует наказывать словом; в таком случае даже и рабы, подвергаемые наказанию, менее негодуют. [Гнев наш смягчается] еще и в том случае, когда мы думаем, что [наказываемый] не догадается, что он [терпит] именно от нас и именно за то, что мы от него претерпели, потому что гнев бывает направлен против какого-нибудь определенного лица, как это очевидно из определения гнева. Поэтому справедливо говорит поэт:

То Одиссей, городов разрушитель...⁸

как будто бы он не счел себя отмщенным, если бы [его противник] не почувствовал, кем и за что [он наказан]. Таким образом, мы не сердимся и на всех тех, кто не может этого чувствовать, и на мертвых, ввиду того что они испытали самое ужасное бедст­вие и не почувствуют боли и не ощутят нашего гне­ва, чего именно и хотят гневающиеся. Поэтому хо­рошо [сказал] поэт о Гекторе, желая утишить гнев Ахилла за умершего друга:

Прах бесчувственный в злобе своей Ахиллес
оскверняет.⁹

Очевидно, что ораторы, желающие смягчить [своих слушателей], должны в своей речи исходить из этих общих положений; таким путем они могут [слу­шателей] привести в нужное настроение, а тех, на кого [слушатели] гневаются, выставить или страш­ными, или достойными уважения, или оказавшими услугу раньше, или поступившими против воли, или весьма сожалеющими о своем поступке.
____________
⁷ ...когда народ гневался на Филократа... — оратор, современник и политический против­ник Демосфена. Каллисфен и Эргофил — афинские полководцы, осужденные по обвинению в измене в 362 г. до н. э.
⁸ То Одиссей, городов разрушитель... — Од. 9. 504.
⁹ Прах бесчувственный в злобе своей... — Ил. 24. 54: сцена мести Ахилла за убитого Патрокла.