5.

Определение страха. — Чего люди боятся? — Что подходит под понятие страшного и почему? — В каком настроении люди испытывают страх? — По­нятие смелости, определение его. — Когда и почему люди бывают смелы?

Чего и кого и в каком настроении люди боят­ся, будет ясно из следующего. Пусть будет страх — некоторого рода неприятное ощущение или смущение, возникающее из представления о предстоящем зле, которое может погубить нас или причинить нам неприятность: люди ведь боятся не всех зол; например, [не боятся] быть несправедли­выми или ленивыми, — но лишь тех, которые мо­гут причинить страдание, сильно огорчить или по­губить, и притом в тех случаях, когда [эти бедст­вия] не [угрожают] издали, а находятся так близко, что кажутся неизбежными. Бедствий отдаленных люди не особенно боятся. Все знают, что смерть неизбежна, но так как она не близка, то никто о ней не думает.
Если же в этом заключается страх, то страшным необходимо будет все то, что, как нам представляется, имеет большую возможность разрушить или причинить вред, влекущий за собой большие горести. По­этому страшны и признаки подобных вещей, потому что тогда страшное кажется близким. Это ведь на­зывается опасностью, близость чего-нибудь страшно­го; такова вражда и гнев людей, имеющих возмож­ность причинить какое-нибудь зло: очевидно в таком случае, что они желают [причинить его] так, что близки к совершению его. Такова и несправедливость, обладающая силой, потому что человек несправедли­вый несправедлив в том, к чему он стремится. [Такова] и оскорбленная добродетель, когда она обладает силой: очевидно, что, раз она получает оскорбление, она всегда стремится [отомстить], в данном же случае она может [это сделать]. [Таков] и страх людей, ко­торые имеют возможность сделать нам что-нибудь [дурное], потому что и такие люди необходимо долж­ны быть наготове [причинить нам какое-нибудь зло]. Так как многие люди оказываются дурными и сла­быми ввиду выгод и трусливыми в минуту опасности, то вообще страшно быть в зависимости от другого человека, и для того, кто совершил что-нибудь ужас­ное, люди, знающие об этом, страшны тем, что могут выдать или покинуть его. И те, кто может обидеть, [страшны] для тех, кого можно обидеть, потому что по большей части люди обижают, когда могут. [страшны] и обиженные или считающие себя таковыми, потому что [такие люди] всегда выжидают Удобного случая. Страшны и обидевшие, раз они об­ладают силой, потому что они боятся возмездия, а подобная вещь, как мы сказали, страшна. [Страшен] и соперник, добивающийся всего того же, [чего добиваемся мы], если оно не может достаться обоим вместе, потому что с соперниками постоянно ведется борьба. [Страшны для нас] также люди, страшные для людей более сильных, чем мы, потому что если [они могут вредить] людям более сильным, чем мы, то тем более могут повредить нам. По той же причине [страшны] те, кого боятся люди более силь­ные, чем мы, а также те, кто погубил людей более сильных, чем мы. [Страшны] и те, кто нападает на людей более слабых, чем мы: они страшны для нас или уже [в данный момент], или по мере своего уси­ления.
Из числа людей, нами обиженных, наших врагов и соперников [страшны] не пылкие и откровенные, а спокойные, насмешливые и коварные, потому что незаметно, когда они близки [к исполнению возмез­дия], так что никогда не разберешь, далеки ли они от этого.
И все страшное еще страшнее во всех тех случа­ях, когда совершившим ошибку не удается испра­вить ее, когда [исправление ее] или совсем невоз­можно, или зависит не от нас, а от наших противников. [Страшно] и то, в чем нельзя или нелегко оказать помощь. Вообще же говоря, страшно все то, что возбуждает в нас сострадание, когда случается или должно случиться с другими людьми.
Вот, можно сказать, главные из вещей, которые страшны и которых мы боимся.
Скажем теперь о том, находясь в каком состоянии люди испытывают страх. Если страх всегда бывает соединен с ожиданием какого-нибудь страдания, ко­торое может погубить нас и которое нам предстоит перенести, то, очевидно, не испытывает страха никто из тех людей, которые считают себя обеспеченными от страдания: [они не боятся] ни того, чего, как им кажется, им не придется переносить, ни тех людей, которые, по их мнению, не заставят их страдать, ни тогда, когда, по их мнению, им не угрожает стра­дание.
Отсюда необходимо следует, что испытывают страх те, которые, как им кажется, могут постра­дать, и притом [они боятся] каких-то людей и таких-то вещей и тогда-то. Недоступными страданию счи­тают себя люди, действительно или, как кажется, находящиеся в высшей степени благоприятных условиях (тогда они бывают горды, пренебрежительны и дерзки; такими их делает богатство, физическая сила, обилие друзей, власть), а также люди, кото­рым кажется, что они перенесли уже все возможные несчастья, и которые поэтому окоченели по отноше­нию к будущему, подобно людям, забитым уже до полусмерти.
[Для того чтобы испытывать страх], человек дол­жен иметь некоторую надежду на спасение того, за что он тревожится; доказательством этому служит то, что страх заставляет людей размышлять, между тем как о безнадежном никто не размышляет. По­этому в такое именно состояние [оратор] должен приводить своих слушателей, когда для него выгод­но, чтобы они испытывали страх; [он должен пред­ставить их] такими людьми, которые могут подверг­нуться страданию, [для этого он должен обратить их внимание на то], что пострадали другие люди, более могущественные, чем они, что люди, им по­добные, страдают или страдали и от таких людей, от которых не думали [пострадать], и в таких вещах и в таких случаях, когда не ожидали.
Раз ясно, что такое страх и страшные вещи, также — в каком состоянии люди испытывают страх, — ясно будет также, что такое быть смелым, по отношению к чему люди бывают смелы и в каком настроении они бывают смелы, потому что смелость противоположна страху и внушающее смелость противоположно страшному. Таким образом, смелость есть надежда, причем спасение представляется близким, а все страшное — далеким или совсем не существующим. Быть смелым значит считать далеким все страшное и близким все, внушаю­щее смелость. [Смелость является в том случае], если есть много способов исправить и помочь, или если эти способы значительны, или и то и другое вместе. [Мы чувствуем себя смелыми], если никогда не испытывали несправедливости и сами никогда не поступали несправедливо, если у нас или совсем нет противников, или же они бессильны, или если они, обладая силой, дружески к нам расположены, в силу того, что они или оказали нам благодеяние, или сами видели от нас добро, и если люди, интересы которых тождественны с нашими, составляют большинство или превосходят остальных силой, или то и другое вместе. А смелое настроение является у людей в тех случаях, когда они сознают, что, имев во многом успех, они ни в чем не терпели неудачи или что, побывав много раз в ужасном положении, они всегда счастливо выходили из него. Вообще люди бес­страстно относятся [к опасности] по одной из двух причин: потому что не испытали ее и потому что знают, как помочь. Так и во время морского путешествия смело смотрят на предстоящие опасности люди, незнакомые с бурями, и люди, по своей опыт­ности знающие средства к спасению. [Смелы мы] и в тех случаях, когда данная вещь не страшна для подобных нам или для более слабых, чем мы, и для тех, кого, как нам кажется, мы превосходим силой, а таковыми мы считаем людей в том случае, если мы одержали верх над ними самими, или над людьми, превосходящими их силой, или над людьми» подобными. [Смелы мы] и тогда, когда, как нам кажется, на нашей стороне перевес и в количестве, и в качестве тех средств, обладание которыми делает людей страшными, а таковы: значительное состоя­ние, физическая сила, могущество друзей, укрепленность страны, обладание всеми или важнейшими способами для борьбы. [Смелы мы] и в том случае, если мы никого не обидели или обидели немногих, или тех, кого не боимся, и если боги вообще нам покровительствуют, и [это выражается] как во всем прочем, так и в знамениях и прорицаниях ораку­ла: гнев соединен со смелостью, а сознание, что не мы не правы, а нас обижают, возбуждает гнев; бо­жество же мы представляем себе помощником оби­женных. [Мы бываем смелы] еще тогда, когда, де­лая сами нападение, мы полагаем, что ни теперь, ни впоследствии мы не можем потерпеть никакой не­удачи или что, напротив, будем иметь успех.