Смысл

Прежде чем наметить путь к такой Вещи, Августин задается вопросом: можно ли чему-либо научиться при помощи слов, и снова предлагает эксперимент. Предположим, что человек, который, как считается, научил другого признавать в словах нечто истинное, высказал два утверждения: 1) он видел летающего человека; 2) умные люди лучше глупых. На это можно ответить, что второе утверждение несомненно, а первому а) не веришь, б) если бы и поверил, то этого не знаешь. Отсюда следует, что ни первому, ни второму утверждению нельзя научиться с помощью слов учителя, ибо первое неизвестно, а второе знаешь, независимо от того, произнесены эти слова или нет, потому что оно созерцается изнутри и можно лишь согласиться с внешней речью. Более того, с помощью слов намеренно можно придать такие значения вещам, которые не будут соответствовать истине вещи. Да и в школу детей посылают не с той целью, чтобы он узнал только мнение учителя⁵⁶, но узнал внутренние оклики и отклики на узнанные знаки и значения, то есть был бы настроен на понимание той единственной Вещи, о которой сказано выше.
Путь к такой вещи намечен в кн. IX «Исповеди».
Вот фрагмент, в котором Августин рассказывает о беседах с матерью. «Мы говорили: "Если в ком умолкнет волнение плоти, умолкнут представления о земле, водах и воздухе, умолкнет и небо, умолкнет и сама душа и выйдет из себя, о себе не думая, умолкнут сны и воображаемые откровения, всякий язык, всякий знак и все, что проходит и возникает, если наступит полное молчание... если они, сказав это, замолкнут, обратив слух к Тому, Кто их создал, и заговорит Он Сам, один — не через них, а прямо от Себя, да услышим слово Его не из плотских уст, не в голосе ангельском, не в грохоте бури, не в загадках и подобиях, но его Самого, которого любим в созданиях Его; да услышим Его Самого — без них, как сейчас, когда мы вышли из себя и быстрой мыслью прикоснулись к Вечной Мудрости, над всем пребывающей. Если такое состояние могло бы продолжиться а все низшие образы исчезнуть... если вечная жизнь такова, какой была эта минута постижения, то разве это не то, о чем сказано: "Войди в радость господина Твоего"? когда это будет? не тогда ли, когда "все воскреснем, но не всем изменимся"?»⁵⁷
О чем свидетельствует этот фрагмент? О том прежде всего, что Августин предлагает способ, позволяющий избежать какой-либо оккультности в процессе мышления: воображение здесь замещается действием смотрения на вещь. Во-вторых, о том, что, по Августину, понимание («минута постижения») — не толкование, не понятие. Все это остается далеко позади. Толкование (земли, воды и воздуха, неба и самой души и пр.) — лишь предварительный важный этап на пути к пониманию. Оно наступит, когда умолкнут язык, знак, сны и образы, загадки и подобия. Это не переход от знака к значению, а встреча непосредственно с самой Вещью.
Понимание — за пределами толкования.
Понимание не обращенность к тексту с его объектным смыслом, а прорыв к самому Субъекту-Вещи (термин субъект-вещь или субъект-субстанция возник, напомним, именно в средневековье, у Боэция, и не исключено, что в результате знакомства с Августином). Понимание связано со смыслом, к которому «быстрой мыслью прикоснулись». Смысл — это именно касание. Не тяжеловесный комментарий, остающийся в знаковом и значимом мире, а легкая мысль, дотронувшаяся до незначимой Истины, к которой почему-то прилипло определение «значимой» или «весомой». К Ней действительно можно только «прильнуть», Ей причаститься, поскольку Ей нет меры. Перед Нею можно только умолкнуть. Творение молча внимает Творцу, обратившись к прямому смыслу Его Слова, Которое в этот момент одно, равнотождественно и согласно. Двузначность здесь преображается в один, единый смысл, но не в однозначность, ибо знаков нет. Вот тогда Вещь-Бог вещает.
Так понимаемый смысл передан словом sensus. И ясно, что это не «слова или понятия в той связи, всегда, очевидно, единственной, в которой они конкретно нам даются» и при рассмотрении которых «мы уже ищем их смысл»⁵⁸. В «Граде Божием» Августин обосновывает, почему этот смысл назван таким образом, а именно: «чувством, откуда происходит и самое слово sententia», то есть мысль, предложение, мнение, что вроде бы выражает нечто противное чувству. Но Августин, поскольку для него человек только тогда человек, когда он весь, нераздельный на душу и тело, предпочитает называть то, что в нем, значит, и «то, что чувствуется душою или умом», — «чувством».⁵⁹ Смысл — своеобразное чувство ума, единство ума и сердца, душа ума.
Кажется, представления Шпета об идее понимания у Августина не относятся к Августину, ибо последний в этом вопросе выходит за рамки объектных отношений и переносит внимание на сам Субъект, на его замыслы и смыслы, обнаруживая при этом зазор, образующийся между замыслом и его претворением. Такое обращение немыслимо без голосов автора и читателя, который, пока читает, является молчаливым слушателем: вся книга «О христианском учении» построена при учете этого диалога. И смыслы, извлекаемые из текста, потому только могут быть рассчитаны на квалифицированный ответ, что в процессе этого «говорения», которое «лучше, чем слова»⁶⁰, вещь формируется, можно сказать, на глазах. Более того, вещь приобретает те значения, или понятия, которые даются человеком, а понимание, то есть понимание ее смысла, зависит от взаимных усилий Бога дающего и человека принимающего и постигающего.

________________
⁵⁶ См.: Блаженный Августин. Об учителе // Блаженный Августин. Творения (том первый). С. 307, 311.
⁵⁷ Аврелий Августин. Исповедь. С. 228—229. Курсив наш.
⁵⁸ Шпет Г. Г. Герменевтика и ее проблемы. С. 265. Примеч. 49.
⁵⁹ Блаженный Августин. О Граде Божием. Т.П. С. 177.
⁶⁰ Блаженный Августин. Об учителе // Блаженный Августин. Творения (том первый). С. 295.