Субъект и предмет
Допустим, наш "некто" пытается сделать рубило. При этом, "некто" необходимо некоторым образом направлен на то, с чем действует и, одновременно, на то, что он хочет сделать, на цель — прямо по первому определению предметной деятельности. Поскольку предмет и цель действия не совпадают, то "Некто" не просто ”одновременно направлен” на то и на другое, он раздвоен на того, кто действует и того, кто удерживает цель. ”Раздвоенность” здесь совершенно реальна. Смысл ее в том, что двунаправленность некто именно одновременна. Если выпустить из внимания цель — действие с предметом теряет направленность и с ней — смысл. Если выпустить из внимания предмет — неоткуда идти к цели, удержание ее теряет смысл.
И далее, наоборот, поскольку некто раздвоен, нечто его действия тоже раздвоено на нечто собственно действия и нечто-цель, в которую нечто собственно действия должно превратиться.
Поскольку нечто раздвоено, действующий "некто" с ним принципиально не совпадает и наоборот, поскольку некто раздвоен, нечто с ним принципиально не совпадает (и все это уже было заложено в идее цели: цель находится вне субъекта, то есть в цели он полагает себя вне своего тела). Поэтому далее этих некто и нечто мы будем именовать субъект и предмет.
Три плюс одна предметности
Предметность как таковая — троична: предмет превращения (непосредственный предмет действия), предмет утверждения (предмет в его сделанности) и предмет выключения, отбрасывания (отходы действия). Предмет утверждения — в пути к предмету-цели (четвертый лик предметности), предмет выключения просто остается, в то время как предмет превращения исчезает. [Замечание. Три лика предметности-как-таковой конституируют время в его двух ипостасях: мгновение (в единстве предмета утверждения-будущего и предмета превращения-прошлого) и вечность (в предмете выключения). Предмет-цель конституирует субъекта-не-действия]
Внутренняя и внешняя цель
Конкретным действием субъект только приближает свой предмет к цели, то есть достигает некоторой внешней, возникающей здесь и сейчас непосредственно в ЭТОМ действии промежуточной цели. Поскольку внешняя цель есть, постольку она индуцирует действие, направленное на ее достижение, то есть внешняя цель представляет непосредственно предмет действия и требует субъекта, способного ее определить. Поскольку она включена в ряд внешних целей, она предполагает некую конечную цель, к которой этот ряд устремлен.
Поскольку конечная цель принципиально не определена, постольку она (пере)определяется с достижением каждой промежуточной цели.
При этом, единичная внешняя цель апофатически определяет остальной мир постольку, поскольку она, во-первых, с ним граничит и, во-вторых, это есть мир недостижимых здесь и сейчас целей.
Внешняя цель и причина
Внешняя цель зависит от того, что есть предмет сейчас. Это определяет, что реально можно с ним сделать и причиняет, таким образом, конкретное единичное действие по достижению внешней промежуточной цели.
Вместе с тем, причина имеет два определения: то, что можно преодолеть и то, что преодолеть нельзя.
Не трудно вывести теперь все прочие атрибуты деятельности, отталкиваясь от причины единичного действия. В частности, субъект в точке действия должен внимать предмету — внешней цели и предмету-причине, причиняющему сопротивление.
Действие и орудие
Поскольку субъект не совпадает с предметом и целью, постольку он должен каким-то образом обнаружить-изобрести отдельное действие, которое приблизит предмет к цели. Другими словами, действие никогда не равно самому себе, оно каждый раз становится. Это первое. Теперь второе. Несовпадение с целью, в частности, означает и прямое телесное несовпадение. То есть, то, что нужно сделать здесь и сейчас, не может быть делаемо наличным телом субъекта. В этом случае неизбежно должен появиться новый предмет, который имеет два конца: один, — некоторым образом равный предмету действия, другой, — некоторым образом равный субъекту действия. Это — орудие. Орудие есть форма несовпадения предмета с самим собой, а следом и форма несовпадения субъекта с самим собой, а следом и форма несовпадения деятельности с самой собой и, наконец — форма несовпадения орудия с собой. Орудие — это спор об орудии.
Орудие, поскольку оно сопротивляется мне как ЭТО и неизменное, утверждаемое, непосредственно действует на меня, меняет мое тело. Орудие становится опредмеченным изменением себя. Глядя на орудие, как на то, чем я овладел, я вижу себя-иного, предметно устроенного так, как устроен тот, кто его сделал. Одновременно, орудие представляет общественно значимый способ действия. Его освоение есть погружение в меня родового знания, освоение его и переплавка в мое единичное, уникальное, лично значимое.
Другими словами, производя нечто, я, во-первых, произвожу нечто, как свое человеческое определение, я, во-вторых, произвожу нечто такое, чем может воспользоваться другой член моего сообщества, превратив мое нечто в свое определение. То есть, в предметной целеполагающей деятельности человек принципиально действует на человеческий род, выступает как ”родовое существо”.
При этом (забегая наперед), поскольку данное, к примеру, орудие, может быть использовано бесконечно разными способами в бесконечно разных целях — оно выступает для меня как спектр всех этих возможностей, то есть как некий вопрос, загадка.
Действительное отделение субъекта от предмета
Собственно явление орудия как раз непосредственно и отделяет субъекта от его предмета, обнаруживает, показывает субъекту, что они не совпадают. Но орудие, одновременно тем же точно способом, в той же точно степени и в том же точно отношении соединяет субъекта и предмет. То есть, орудие как таковое несет в себе определение сознания, опредмечивает отделение-приобщение субъекта к миру вещей. Умозаключая теперь от орудия, мы видим, что субъекту что-то нужно от предмета, чего нет в наличии и, следовательно, предмет представлен как наличный и как тот, которым он должен стать одновременно, и, следовательно, субъект находит себя как такого, кто должен видеть предмет в двух ликах, то есть должен сам раздвоиться на субъекта действующего и субъекта, удерживающего цель. Все то же самое теперь можно сказать и о самом действии — оно соединяет и разделяет субъект и предмет, а значит, фактически, направлено и на собственно субъекта, и на предмет.
Деятельность
Деятельность, отделяясь от себя, застывает в орудии? То есть, орудие — это вещь, один конец которой не только равен предмету действия, но и, некоторым образом, — цели? Также, соответственно, второй конец не только равен субъекту, его телесным возможностям вообще, но и тому, на что ориентирован предметный конец, а значит и цели??
Явление страсти
Поскольку субъект принципиально не совпадает с своей целью — он недостаточен, страдающ. Поскольку субъект знает об этом — он страстен. И страдание, и страсть опредмечиваются-накапливаются по мере движения субъекта к цели. ”...человек как предметное чувственное существо есть “страдающее существо”, не обладающее собой... А так как его существо знает и ощущает свое страдание, то он есть существо обладающее страстью. Страсть – это энергично стремящяяся к своему предмету, а вместе с тем к самому себе сущностная сила человека... Человек... есть... существующее для самого себя существо, и потому родовое существо... Господство предметной сущности во мне, чувственная вспышка моей сущностной деятельности есть страсть, которая таким образом становится деятельностью моего существа. ” (Маркс).
Зачем мне цель?! — это уже некоторое хотение! Ведь для того, чтобы действовать автоматически желание не нужно! Я бы сказал – нужда нужна, но не страсть – как знание своей нужды и знание того, что она может быть не удовлетворена в будущем, как, может быть она не удовлетворялась в прошлом... То есть человеческая нужда способна включать всю возможную неудовлетворенность “до конца” в прошлое и будущее, универсально(!) и это и делает ее страстью!
Ценность
Страдание и страсть есть два полюса ценности, полагают ее. Ценность опредемечивает страдание и страсть. Ценность ”круговращается” в дальнейшем равно как и прочие логические субъекты деятельности.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии