Мы сказали, что действие "как бы идеально". Это значит все его возможные вариации или даже все иные возможные здесь и сейчас действия, потенциально доступные субъекту, потенциально представимые им как бы отбрасываются, обступают орудие, предмет и субъекта и задерживаются на границе того, что реально произойдет.
Три объективные множественности
То есть, то единственное действие, которое должно быть осуществленным, совершается на острие двух объективных множественностей. Положительная множественность будущего и воображаемого, где ЭТО действие еще не совершено и ВСЕ возможно, превращается в негативную множественность прошлого и памятного, где ВСЕ уже иначе, все переопределено фатально необратимым действием. Каждое, сначала возможное и равноправное действие включает образы всех четырех предметов (предмет в прошлом и будущем настоящего действия, орудие в двух положениях и тело субъекта в двух положениях), так, что прошлое состояние предмета и прошлое положение орудия и тела — общее для всех возможных образов действия — это точка схождения положительной множественности. В этой точке каждый образ потенциально-реален. Это — прошлое состояние (пред-)сознания.
При каждом действии раздвигается еще одна множественность — множественность невозможного. Человек все конкретнее и разнообразнее соприкасается с природой недоступной.
Момент реального действия
И все это столпотворение образов возможного, стянутых в точку уходящего в прошлое предмета, все эти образы становятся объективно-формальными в момент совершения реального действия, по отношению к нему. Далее, состояние (пред-)сознания как негативная множественность образов действий здесь и сейчас это — предметность, которая отброшена, не осуществлена, не проверена, то есть, это предметность, реальность которой принципиально скомпрометирована осуществленным действием. И это — будущее состояние сознания.
Реальность действия полагает идеальность
При этом, именно непосредственная реальность действия полагает идеальность. Сначала, — как регулятивную идею: реальное действие — это как бы именно то, что нужно, что в пределе может быть идеально правильным действием, которое выбрано из множества, а в пределе — из бесконечного множества возможных и выполнено. Понятно, что как таковое, никакое действие не идеально. Но тогда оно и воспринимается как НЕ идеальное, оно подправляется, стремится к идеалу.
Так понятый идеал переосмысливает память и воображение. Они приобретают качество возможности и неоднозначности. Возвращаясь в прошлое идеального предмета действия, субъект вспоминает ”не сделанное”, не сделанное, а то, что можно было бы сделать. То же и с воображением. По отношению к настоящему действию идеал выступает как оценка.
Идеал как бы востребован принципиально, поскольку я не знаю точно, что хочу сделать. Отсюда — необходимость поступательно-возвратного ”мысленного действия”.
Далее, поскольку идеал (действия) — один, постольку ”мысль о нем” = предмет как мысль о предмете есть остановка движения (пробегания вариантов), созерцание, молчание о предмете, одновременность, абсолютная мгновенность действия.
Одновременно, реальное действие оставляет на границе возможного то, что сделать нельзя, порождает образы НЕВОЗМОЖНОГО.
Что могло бы понуждать человека стремиться именно к идеальному действию? Другими словами, что придает смысл стремлению к идеалу? Если нечто ”смыслообразующее” рождается в предметной деятельности, тогда идеальное превращается из регулятивной идеи в предмет мысли. Первым таким ”нечто” в жизни человеческого сообщества становятся миф и ритуал. Необходимость их порождения еще нужно показать.
Однако логически ”до этого” нужно рассмотреть идеал как регулятивную идею КАЖДОГО субъекта деятельности, круговращение идеала.
Впрочем, кое-что можно сказать сразу. Идеальное действие принципиально определяется по отношению к бесконечному количеству отбрасываемых ”неправильных” движений, то есть, некоторым образом — по отношению к универсальности! Нет, именно — к универсальности. Переход к идеальному действию-универсальности мира (отброшенного, то есть отброшенного за горизонт, туда, где не видно, но по отношению к ”где” возникает смысл этого единственного идеального действия) происходит в момент погружения внешнего собеседника внутрь! Вот все и замкнулось! Внешний собеседник может приносить камни, уносить мусор, спрашивать, советовать и пр. Внутренний делает все то же самое, но помноженное на бесконечность! И говорит он из-за горизонта, хотя слышно его здесь — в точке действия — это он взыскует идеал! Вот вам и миф! Будет и ритуал.
Форма и пред-полагание мысли
Что, фактически, есть действие? Это некоторая траектория предметного конца орудия, форма! И вот эта форма, форма реального действия в точке схождения положительной и отрицательной множественностей пред-полагает идеальную форму, которая на стороне субъекта пред-полагает предмет мысли и одновременно мысль, предмет, порождающий субъекта мысли, субъекта мыслящего! Это как бы идеальное движение включает идеальную внешнюю цель, полностью и без остатка соответствующую причине, то есть абсолютное понимание материального предмета и, вместе с этим, — бесконечность невозможного.
И далее, поскольку реальное действие тяготеет к идеальному, его настоящее мгновение должно стать точкой напряжения-недостижимости, остановки, реальной задержки во времени тем длиннее, чем определеннее стремление субъекта к идеалу, к себе-мыслящему.
”Мышление и деятельность... это не просто атрибуты одного логического субъекта — единой Деятельности. Это два логических субъекта — деятельность и вне-деятельность, немыслимое и внебытийное, которые, хотя и образуют, конечно, парадоксальную диалектику целостной человеческой деятельности, но вместе с тем находятся между собой в состоянии и более глубокого парадокса: второй полюс, второй логический субъект — индивид, не тождественный своему определению через деятельность, всеобщий (в мышлении) и уникальный (в своей свободной воле), — это уже... не только логический субъект, но и субъект логики, порожденный первым, деятельностным полюсом и — свободный по отношению к нему. ... Решающим определением мысли (и идеального) является... то, что мышление не просто "разновидность" деятельности, это — деятельность в невозможной для бытия сфере. Мысль создает предметы, невозможные для бытия, для реального воплощения. Будь это "бесконечно большая окружность" (=прямая линия?), будь это "математическая точка", будь это "идеально твердое тело", будь это "движение по инерции", будь это "идеально черное тело" Планка, будь это — "идеальная паровая машина" Карно... И тем более — будь это "мир идей" Платона или "мир ученого незнания" Николая Кузанского. Я уже не говорю об искусстве. И в этом движении в невозможном (для бытия) мире — смысл и миссия мысли... Смысл мышления в том, чтобы создавать идеальное как "немогущее-быть", как — уникальное, единственное. Ведь не бывает двух или нескольких "бесконечных окружностей". Она — одна.” (Библер, с. 76-77)
Хотя, конечно, включаясь в разные контексты, сталкиваясь с другими идеями, ”бесконечная окружность”, оставаясь собой, обретает всякий раз иной смысл.
Что касается формы — она точно так же определяет все остальные субъекты деятельности, как и движение предметного конца орудия: сам предмет действия, предмет-цель, движение тела субъекта-человека. И, самое существенное, форма — становится ”формой чувственности” или, точнее — чувственность, как она производится в предметной деятельности есть ”формирование форм” восприятия, ощущения, представления... Другими словами, именно форма есть некоторым образом непосредственный предмет действия и деятельности, а круговращение предмета действия есть круговращение формы.
А внимание, направленное на форму — это уже внимание человека искусного!
Микрокатарсис действия
С другой стороны, ощущаемое как идеальное действие предполагает микрокатарсис в точке соприкосновения орудия и предмета с его переломом события и узнаванием тайны! — идеально-невозможного соответствия действия, внешней цели и ее причины. Обратной стороной этого идеала выступает осмысляющая его универсальность невозможного.
Но микрокатарсис, с другой стороны, предполагает ”мучительное напряжение”, страсть узнать (отсюда свойственная человеку ”страсть к познанию” (Аристотель)?), как же это сделать и, с другой стороны, страх — получится ли?!
Таким образом, мы получаем второй вход в искусство.
Универсальность и возможность, связанные с орудием
Орудие представляет собой застывшую деятельность, некоторый, вообще говоря, бесконечный спектр реальных возможностей. Вместе с тем, орудие исключает иные возможности, осуществимые непосредственно или с помощью многих иных орудий. То есть, в орудии сама моя деятельность расщепляется на его грани. Несовпадение деятельности (а следом и субъекта) с собой в орудии дано непосредственно, в отличие от предмета, где это обнаруживается только в момент действия и скорей как регулятивная идея, нежели актуальность.
Спектр возможностей орудия полагает в центр внимания субъекта форму орудия (почему? — додумать), ведь если спектр в мысленном эксперименте убрать — на форму не нужно обращать внимания. Один предмет для одной функции, одного действия вообще не может быть проблемой, не должен требовать внимания... Ага! Вот что выделяет человеческое орудие! Оно не прописано в образе жизни, то есть принципиально многофункционально? Существенно то, что орудие для человека принципиально бесконечно функционально — в горизонте идеи универсальности, а ”многофункционально” — это для ”пред-человека”, для пред-сознания.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии