ПРИМЕЧАНИЯ

1 Предполагаю, что вообще бессмыслен словарный, краткий, анкетный ответ -на вопрос «что есть нравственность?», поскольку — в моем понимании логики — ответ на такой вопрос принципиально невозможен в форме обобщения, — дескать, «нравственность есть то-то и то-то...», — но только — в форме логического общения различных всеобщих форм нравственности, в определении точки их взаимного перехода. Правда, только что я обобщенно сказал, что нравственность (в отличие от морали) есть сфера трагических перипетий свободного н ответственного поступка. Но, строго говоря, такой ответ не точен. Это лишь формальный вход в существо дела. Только очерчивая (пусть, пунктирно) общение различных таких перипетий, я могу — ответственно и свободно — определить единый, всеобщий смысл нравственности. Эти логические основания предполагают, что речь идет о философской логике культуры. Все мои рассуждения о нравственности основаны на включении нравственных перипетий в контекст культуры, то есть, если сказать кратко, в контекст единовременного общения разновременных культур (). в контекст сил самодетерминации человеческих судеб (2), в контекст изначального творения исторической «наследственности» (3). Детальнее эти моменты развиты в работах «XX век и бытие в культуре», «Трижды осмысливая... (тезисы на грани современной философской логики и общей теории культуры)», которые готовятся к изданию в Политиздате.
2 Существенна тема расщепления нравственных перипетий (своеобразного в каждой исторической культуре) в однозначные моральные нормы. Однако эту тему я здесь развивать не буду, ограничиваясь кратким очерком собственно нравственных (исторически сформированных) трагедий современного сознания.
3 Одно личное замечание. В контекст этой статьи христианская нравственность понимается только как одно из средоточий культуры. Конкретнее — нравственный срез культуры средневековья в сознании индивида. Одно из исторических и извечных воплощений бытия индивида — в горизонте личности.
4 Многоточие здесь — знак оборванного бесконечного продолжения ключевых образов. Такое открытое продолжение существенно для самой сути нравственности Нового времени. Существенно также, что каждый вечный образ отщеплен от автора (Гамлет — от Шекспира, Дон Кихот — от Сервантеса...).
5 Это «только» весьма условно. Центр нравственности Нового временя — везде, окружность — нигде. Эта нравственность сосредоточена, скажем, в трагедия Дон Кихота не менее, чем в трагедии Гамлета. Дон Кихот... это также единственный центр нововременной нравственной перипетии...
6 Это жесткое расчленение необходимого и свободного времени существенно не только в политэкономии Нового времени, но я в его психологии, поэтике, нравственности.
7 Шекспир В. Гамлет/Пер. Б. Пастернака. — М., 1951. — С. 239—240.
8 Гёте И. В. Об искусстве. — М., 1975. — С. 411—412, 420.
9 Конечно, я не думал очерчивать здесь полный «набор» наших нравственных «годовых колец». Я сосредоточиваюсь на европейских судьбах нравственности, оставляя пока в стороне крайне существенные для современной духовной жизни коллизии Востока. Сейчас важно лишь наметить суть моего подхода к проблеме.
10 Ср. в совсем другой поэтике, но также в поэтике (и нравственности) XX века: «...об артистизме ничего не скажу, тут если не мое богословие, то целый том, не поднять...» (Пастернак Б. Из переписки Пастернака, Цветаевой, Рильке//Дружба народов. — 1987. — № 6. — С. 252.)
11 См.: Библер В. С. Мышление как творчество. — М., 1975.— Ч. . — Очерк 2.
12 Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. — М., 1987. — С. 312—322.
13 Здесь «лирика» — это не поэтический жанр, но определение основ поэтики XX века. Пабло Пикассо или Марк Шагал воплощают суть лирики нашего времени не менее, чем Осип Мандельштам или Марина Цветаева.
14 Слово Н. Я. Мандельштам.
15 П а с т е р н а к Б. Из переписки Пастернака, Цветаевой, Рильке // Дружба народов. — 1987. — № 6. — С. 252.
16 Вот одно из гениальных изображений этой нравственно-поэтической перипетии: «...двойственность, без которой нет жизни, ...горе подкатывающих к сердцу и к горлу качеств — родных, именных, тех же, что и во мне законном, но излившихся за мои контуры, весь век барабанящих по периферии.
Из них построен мир. Я люблю его. Мне бы хотелось его проглотить. Бывает, у меня учащается сердцебиение от подобного желания и настолько, что на другой день сердце начинает слабо работать.
Мне бы хотелось проглотить этот родной исполинский кусок, который я давно обнял и оплакал и который теперь купается кругом меня, путешествует, стреляется, ведет войны, плывет в облаках над головой, раскатывается разливом лягушачьих концертов подмосковными ночами и дан мне в вечную зависть, ревность и обрам-ленье... Это опять нота единства, которой множество дано а озвучаяье, для рожденья звука, на разжатых пястях октав. Это опять— парадокс глубины.
Боже, до чего я люблю все, чем не был и не буду, и как грустно мне. что я это я. До чего мне упущенная, нулем или не мной" вылетевшая возможность кажется шелком против меня! Черным, загадочным, счастливым, отливающим обожаньем. Таким, для которого устроена ночь. Физически бессмертным. И смерти я страшусь только оттого, что умру я, не успев побывать всеми другими...
О неисключающих друг друга исключительностях, об абсолютах, о моментальности живой правды... Мгновение соперничает только с вечностью, но больше всех часов и времен» (Пастернак Б. — М. Цветаевой. Из переписки Р. М. Рильке М Цветаевой, Б. Пастернака в 1926 году //Дружба народов — 1987 — № 8. — С. 263—264).
17 Пушкин: «Знаете, какую штуку удрала Татьяна, взяла и выскочила замуж».
" Пас т е р н а к Б. Из переписки Пастернака, Цветаевой, Рильке//Дружба народов. — 1987. ~ № 6. — С. 252.
18 Это не б ы т и е в смысле Маркса («Экономнческо-философ-ских рукописей») — предметная самоустремленная деятельность, но — вседневное социальное я бытовое окружение.