Первый ученик. Трагическое событие, само вершащее, заканчивающее жизнь, есть смысловой и структурный центр трагедии. Вся жизнь здесь стягивается в одно событие: «Сей день, - говорит Тиресий Эдипу, - родит тебя и уничтожит». Целостность трагического мимесиса сосредоточена вокруг этого события как вокруг своего центра. Только поэтому античная трагедия имеет определенный «объем» во времени и пространстве. Сама природа предмета, который миметируется в трагедии, требует этой ограниченности, ясности и легкой обозримости.
Учитель зарубежной литературы. И чем же определяется этот «объем» в «Поэтике»?
Филолог. Аристотель замечает: «Тот объем достаточен, внутри которого при непрерывном следовании[событий] по вероятности или необходимости происходит перелом от несчастья к счастью или от счастья к несчастью» (51а 12-15). Перелом eis ton enantion, к противоположному – вот в чем середина, центр, средоточие трагедии. Это telos – цель трагедии, определяющее законченность: начало, конец и смысл целого. Для античной трагедии важна только эта точка, это завершающее деяние, действие поворота к началу. В «Эдипе-царе» это точка – вершина угла: слева от вершины – заканчивается подъем, справа – начинается спуск.
Педагог ШДК. Этот образ скалы, вершина которой – точка, середина, это место, куда попадает трагический герой в «переломе», мне напоминает нашу «точку акме», бездну – «не увидеть, не услышать»( вспомним Второй день). Точка расцвета – лезвие бритвы.
Филолог. Да! Это она! Это единственная точка, где в мифе, тщательно построенном трагическим мимесисом, живет сама трагедия.
Математик. Рассуждая формально, можно построить еще несколько фигур «перелома». Вершина угла может находиться внизу – это переход от несчастья к счастью. Вершина угла может «лежать на боку» - это переход от «сверху вниз и одновременно – слева направо» к « сверху вниз с переменой направления на справа налево» - постоянное нисхождение, но с резким поворотом к началу. Точку трагического акме можно, наверное, получить на пересечении двух прямых – путей двух героев (как их встречу). Или – трагически остановив прямую, превратив ее в луч, направленный из бесконечности в точку конца пути.
Учитель зарубежной литературы. Вы все время говорите о какой-то «идеальной» трагедии. Что вы все имеете в виду? Что-то вроде идеальной мегасказки Проппа?
Филолог. Свою идеальную «мегасказку» Пропп получает путем формально-эмпирического обобщения композиции многих волшебных сказок. Получается некая мертвая структура, которая сказкой, конечно, уже не является. Затем эта мегасказка сравнивается со структурой обряда инициации, которая вычленяется также в результате формально-эмпирического обобщения обрядов инициации разных племен. Проппа не интересует отношение «автор(сказитель)-герой-читатель», не интересует вопрос о том, почему волшебная сказка является художественным произведением и что она делает с читателем.
Аристотель же строит идеальную схему идеальной трагедии, позволяющей зрителю ( и Хору) испытать сострадание и страх этого сострадания. Для этого воздействия на зрителя и конструируется «точка акме» (точка несоизмеримости), куда приводится трагический герой. Чтобы получить «точку акме», линию судьбы, путь трагического героя автору приходится «переломить». Так и образуется «точка перелома» (перипетия, попадание в точку трагического акме). «Эдип – царь» Софокла – идеальная трагедия, потому что она в точности выстроена по аристотелевской схеме трагического катарсиса. Идеальная трагедия «сделана» так, чтобы вызвать катарсис (сострадание и страх сострадания) у зрителя, привести его в сознание.
«Катарсис» же волшебной сказки, ее художественный замысел и смысл, ее воздействие на слушателя (читателя) не исследуется Проппом. В этом отношении можно сказать, что Пропп не исследует, «как сделана» сказка (как произведение искусства). Пропп не формалист, а именно «отечественный структуралист» – его интересует сказка не как произведение, а как текст. Литературоведческий анализ волшебной сказки, подобный тому, который произвел Аристотель по отношению к трагедии, еще надлежит осуществить.
Культуролог. Я думаю, что миф, конечно, связывает жизнь в целое, но не совсем! Миф всегда представляет историю жизни героя как звено в истории рода. Миф дает образ родового проклятия, чуждого, неумолимого, непознаваемого, непонятного рока (исходные механизмы которого познавать запретно). Именно этот сакральный образ трагедия стремится осознать, понять (найти в нем смысл – «смысла я в тебе ищу…»)
Филолог. Колесо преступления и возмездия катится в мифе без начала и конца. Трагедия останавливает колесо, заканчивает движение мифа. Это происходит как раз в «точке акме», где пересекаются путь вверх и путь вниз. Этот момент перелома, перипетии, стояния «на грани» ( в «точке акме»), именно этот момент вызывает «преступное» сострадание ( тому, чему нельзя не только сострадать, даже видеть «это» запрещено) Хора и зрителей и - страх этого сострадания.
Первый ученик. В. С. Библер этот фрагмент античной трагедии ( в котором и порождается античная нравственность) называет «точкой акме». Аристотель называет этот сконструированный трагиком центральный момент идеальной трагедии трояко: 1) перипетия (точка перелома); 2) точка узнавания; 3) точка патоса.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии