Педагог ШДК. Видно, что с семиклассницей В. С. Библер и другие взрослые участники учебного диалога работают совсем не так, как с десятиклассницами. Старшие школьники выступают с собственно авторскими произведениями – и вступают с ученым в диалог на-равных.. Подросток выступает с учебным произведением – и вступает с ученым (учителем - диалогистом) в учебный диалог. Мысли Насти интересны, но не представляют пока серьезного научного открытия, нового, ранее не бывшего наблюдения. Поэтому учителя - диалогисты (В. С. Библер, И. Е. Берлянд, Т.Б.Михайлова) «доводят» эти интересные мысли до «вечных поблеем «бытия» и заодно знакомят Настю с идеями философов и деятелей искусства ( Эйзенштейн, Кант, Бахтин), к которым объективно близки те или иные мысли автора учебного произведения.
Культуролог. При этом не прерывают Настю и заставляют ее проштудировать Эйзенштейна, Канта и Бахтина, не предлагают ей овладеть «методом ученых», а потом – применить эти методы для изучения «десяти сказок». Нет, идеи «ученых» ( в том числе, идеи самого Библера) вводятся в контекст учебного диалога с целью пояснить и углубить удачные находки подростка. При этом сам Библер демонстрирует способность педагога мыслить «здесь и теперь». На глазах у детей он разворачивает свой оригинальный подход к поэтике сказки, кстати, нигде более не опубликованный
Филолог. Я хотел бы проанализировать этот подход.
1. Опираясь на идеи Канта, Библер вводит противопоставление классицистского и романтического подхода к искусству и говорит о схеме (схематизме) – некоторой идеальной конструкции, которая как бы предшествует написанию произведения, является его планом и удерживает его целостность. Пользуясь языком Аристотеля, можно было бы сказать, что поэт подражает этой схеме. Но в отличие от подхода Аристотеля, Библер говорит (применительно к творчеству Пушкина) о том, что эта идеальная схема и «сочиняется», и «созревается», неясно различаясь как нечто отдельное от усилий поэта.
2. В этом месте Пропп мог бы сказать: сказка подражает своей композиции. Это и есть «схема», содержательная форма сказки. Так, для античной трагедии «схемой», предметом подражания является «миф» (сюжет). Библер размышляет совсем иначе. Для него «схемой», содержательной формой сказки является строение фольклорного слова ( как бы «внутренней речи» сказки): словечки, повторы, все эти «жили-были», троекратные усиления и пр.
3. Схематизм сказки, по Библеру, коренится в строении сказочного слова, создающего особую форму бытия – сказочный мир. Это целостный мир, в котором свои законы. Целостному образу сказочного мира и «подражает» сказка.
4. Используя понятие хронотопа, введенного Бахтиным, Библер предполагает,. что для многих сказок исходным хронотопом (местом-временем), задающим особый тон произведения, является Дом, порождаемый сказовым словечком «Жили-были…» Процесс построения этого Дома в начале сказки с помощью сказового слова, Дома, в котором все происходит, - как бы «выключает» наше пространство-время и «включает» волшебное пространство-время ( сравним с этим образы «включения» и «выключения» волшебного времени у первоклассников С. Курганова).
5. Если любая сказка , согласно Проппу, «подражает» одной-единственной схеме - идеальной мегасказке, а любая трагедия, согласно Аристотелю, подражает одной-единственной схеме идеального трагического сюжета ( с ошибкой, хюбрис, узнаванием, попаданием в «точку акме», амеханией, патосом), то, согласно Библеру, каждая сказка – это некое особенное произведение и «подражает» разным схемам, строится с помощью разных волшебных ( сказовых) слов и имеет разные «хронотопы». Например, хронотоп «Сказки о рыбаке и рыбке» - «Дом у моря». С построения именно «Дома у моря» сказовым словом начинается эта сказка, «включается-создается» сказочное пространство-время, и для сказителя и слушателя исчезает все, кроме сказочной действительности.
6. Хронотоп сказки ( например, «Дом у моря») создается сказовым словом с
помощью особого ритма, сравнимого с размером «Илиады» Гомера. На языке подобных ритмов Библер очень красиво строит свою версию поэтики «Сказки о рыбаке и рыбке», воспроизводя скрытую в этой сказке «пословичность – загадочность» человеческого бытия ( и быта). Загадки сказки здесь совпадают с «загадками слова» в исследованиях И. Е. Берлянд последних лет.( Берлянд И. Е. Диалог в начальных классах ШДК. - АРХЭ. Труды культуро - логического семинара. Под ред. В. Библера. Вып.3. М.1998. Берлянд. И. Е. Загадки слова. (Воображаемые уроки в начальных классах ШДК) Там же.)
7. Подход к сказке, подобный идеям Шкловского, углубляется подходом, подобным идеям Хлебникова: игра Пушкина со звуком «О» в сказке приводит ( опять-таки с помощью сказового слова) к построению звукового образа толстого, округлого Попа. Сказка как бы «выопределяется» из атомарных схем сказовой простонародной крестьянской речи, речи Простака.
Первый ученик. В моей магнитофонной записи остается еще один небольшой фрагмент. Но он, правда, не посвящен сказке, зато делает образ Библера – учителя ШДК завершенным. Давайте еще немного послушаем.
Первый ученик включает магнитофон.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии