Но в таком случае очевидно и то, что Боэций обязан был представить новую схему — творения. И он ее представляет, оставив место для Порфириева древа как для частного случая и вплотную приступив к обсуждению теологических проблем. Пытаясь разобраться в вопросе о единстве Троицы и о тождестве Лиц, Боэций родовидовую классификацию, на основании которой и тождество, и различие устанавливаются по роду, по виду и по числу, приводит в качестве лишь одной из возможностей понимания. Но он поставил себе задачей проникнуть в истинную форму, а не в образ, в «ту форму, которая есть само бытие и из которой бытие. Ибо всякое бытие — из формы»90.
Эта короткая формула запечатлела как бы два бытия — самого по себе и из чего-то. Примером второго Боэций считает изваянные мастером статуи, получившие вид на основании формы живого существа. Первое же и истинное бытие — Бог, относительно Которого можно сказать, что Он «форма без материи, и потому она едина и есть то, что она есть», в полном соответствии, казалось бы, с «Метафизикой» Аристотеля (1031а 15 — 1032а 12, 1041b 8-11). Но именно «казалось бы», потому что Аристотель ведет речь о любой отдельной конкретной вещи, которая тождественна «сути своего бытия», о том, «что бытие каждой вещи, обозначаемой как первичное и само по себе сущее, и сама эта вещь тождественны и составляют одно» (Метафизика, 1031b 15-20,1032а 5-10. Курсив наш. — Авт.). И эти положения подкрепляются примером: «одно ли и то же Сократ и бытие Сократом?».
Боэций же — наоборот — отличает «то, что есть», тождество сущности и существования, безматериальную форму, то, что он называет «Божественной субстанцией» или просто — Богом, от «всего остального», что «не есть то, что оно есть». И первое «то, что есть», и второе, что «не есть то, что оно есть», он омонимически объединяет (как и Августин) именем «вещь», но определяет их по-разному. Вещь, которая не есть то, что она есть, «получает свое бытие из того, из чего она состоит, то есть из своих частей; она есть вот это и то, то есть соединение своих частей, а не это или то по отдельности; так, земной человек (весьма существенна такая оговорка сравнительно с Аристотелем, которому не было нужды определять человека как «земного». — Авт.), состоящий из тела и души, есть душа и тело, а не душа или тело по отдельности; следовательно (вопреки Аристотелю. — Авт.), человек не есть то, что он есть». От этой вещи отличается Вещь-Бог, потому что это — «вещь, не составленная из того и этого, вещь, которая есть только "вот это"». Эта Вещь «поистине есть то, что она есть. Она прекраснее и могущественнее всех вещей, ибо не зависит ни от чего. Она подлинно едина, и в ней нет никакого множества, ибо в ней нет ничего другого, кроме того, что она есть... Форма, существующая вне материи, не может ни быть подлежащим, ни быть присущей материи, ибо в противном случае она была бы не форма, а образ»91. И это одно из существенных отличий Вещи от вещей, нетварного от тварного. Аристотель существенно переосмысливается. Можно ли сказать, что он влияет на взгляды Боэция? Конечно, но в плане обдумывания его мыслей, как мы всегда обдумываем проблему. Ему важна истина. Согласен в результате он будет с Аристотелем или нет — это вообще не вопрос. Здесь нельзя даже сказать, что Боэций развивает Аристотелеву логику, ибо логические операции у него другие, а вот совпадут ли основания при достижения тверди, при утыкании в то, что только и есть, в само бытие, покажет сама система рассуждений.
Более того, Божественная Вещь может быть понята уже не омонимически, а эквивокативно, или двуосмысленно: про нее можно сказать, что она это или то по отдельности, притом что это или то — каждое — будет включать в себя всю полноту этой себе тождественной Вещи, что и отличает эквивокативное от омонимичного. Как пишет Боэций, «хоть Бог и именуется трояко: Отцом, Сыном и Святым Духом, — все же такое тройное наименование не обязательно создает число... мы произносим «Отец и Сын и Святой Дух» совсем не так, как [синонимические имена] какой-нибудь многоименной вещи. Ибо и клинок, и кинжал — это одно и то же и то же самое, а Отец, Сын и Святой Дух — это хоть и одно и то же, но не то же самое»92.
Но именно потому к Богу неприменима родовидовая классификация, что «Бог ничем не отличается от Бога, поскольку ни акцидентальных, ни субстанциальных различий, коренящихся в субъекте, между ними быть не может. А там, где нет никакого различия, и подавно не может быть множественности». При попытках применить категории к Богу «все они изменятся». И Боэций приводит примеры изменения. «Когда мы говорим "Бог", нам, конечно, кажется, что мы обозначаем субстанцию, но это такая субстанция, которая выше субстанции; и называя его "справедливым", мы обозначаем, конечно, качество, но не привходящее, а такое качество, которое есть субстанция, но и не субстанция, а сверхсубстанция».
Здесь даже стилистически Боэций следует за Августином: субстанция, но не субстанция, а...
«Точно так же, говоря о Боге "великий или величайший", мы, по-видимому, обозначаем количество, которое есть сама субстанция, и именно такая субстанция, которую мы назвали сверхсубстанцией; ибо "быть" и "быть великим" для Бога одно и то же»93. Остальные категории: места, времени, обладания, положения, действия, претерпевания принципиально не применимы к Богу как к не подверженному времени, не находящемуся нигде, хотя «всякое место находится при нем»94.
Боэций даже выдвигает критерий, согласно которому категории Аристотеля нельзя применять ради постижения вещи, поскольку они не предполагают свободу вещи быть иной. «Будучи отнесены к какой-либо вещи, — пишет он, — категории заставляют эту вещь быть именно тем, что они о ней высказывают (на наш взгляд, в таком представлении Боэция о категориях заложена мысль о логической попытке выразить античную идею судьбы. — Авт.)... Так, например, когда мы говорим "субстанция" — будь то о человеке или Боге, — мы говорим это так, будто то, о чем мы это говорим, само есть субстанция: субстанция "человек" или субстанция "Бог". Однако есть разница: ведь человек не есть только человек как таковой, а потому не есть и субстанция; тем, что он есть, он обязан также и другому, отличному от человека как такового. Бог же, напротив, есть именно сам Бог как таковой, и в Нем нет ничего, кроме того, что Он есть, и именно поэтому он и есть Бог»95.
Что есть такое в человеке, в Боэциевом понимании отличное от него самого? Он — из земли, и он — от Бога. Его сотворенность очевидна в обоих случаях. И в обоих случаях он — всего лишь образ. В другом трактате «Против Евтихия и Нестория» он говорит об этом прямо. В так понятом человеке наличествует, например, наряду с предопределенностью, родоначалием, покорностью, подчиненностью (он в прямом смысле слова subiectus) такая способность, полученная по акту божественного свободного творения, как воля, способствующая самоформированию человека, как возможность самостоятельного созидания, причем субъект понимается как основание для чего-то, как предположение или положение чего-то. Потому наиболее трудной оказалась работа Боэция именно с этими терминами — «субъект» и «субстанция», принимающая акциденции, — очевидно, неприменимые к Богу как превосходящему все человеческие высказывания и не принимающему никаких акциденций.
Единственная категория — категория отношения — является тем, «ради чего, собственно, мы и вели все предыдущие рассуждения»96. Категория отношения, у Аристотеля «Метафизики» «меньше всего являющаяся чем-то самобытным или сущностью» (1088а 20—25), у Августина, как мы помним, характеризует связь между Лицами Троицы, но он не удостаивает Аристотеля критики. Для Боэция эта категория также не обладает признаками акцидентальности, но, как логик, проясняющий основания, он берется разрешить возникшее затруднение (не сущностна, но выражает сущность). Он рассматривает пример отношений между господином и рабом. Раб не является акциденцией господина, ибо с упразднением раба исчезает и господин, и его власть над рабом. Сказуемое отношения «целиком состоит» не в констатации того, что бытие есть, а в том, как оно есть или не есть в связи с чем-то другим. Кто-то, например, может быть рассмотрен слева или справа, в зависимости от того, как я на него смотрю, «и то, что он есть теперь, он есть благодаря мне и из-за меня, но отнюдь не благодаря самому себе»97.
Фактически здесь жестко и определенно констатирован тот статус вещи, status rei, о чем уже говорилось. Направленность внимания — один из существенных методологических принципов Боэция: она способна изменить сказывание о вещи и в ином смысле понять сказанное самой вещью. Единственная Вещь сказывает себя разно, не изменяясь, не колеблясь и не изменяя сущности. Это ведет к тому, что, не создавая инаковости вещей, отношение создает «различие лиц»98. Различие отмечается тем, что Боэций называет «относительной предикацией», ибо Бог Отец «никогда не начинал быть Отцом, хотя произведение Сына для него субстанциально»99. Различия между Отцом и Сыном — именно в различии внимания, направленного на Вещь с точки зрения человека, с места, занимаемого человеком. Они отсюда кажутся различиями, тогда как на деле между ними нет различий, «поскольку и Отец — Бог, и Сын — Бог, и Святой Дух — Бог». Но поскольку отсюда они кажутся различиями, «постольку множественность Троицы возникла именно в сказуемом отношения».
Однако приведенный выше пример отношений между рабом и господином, казалось бы, не соответствует сопоставлению с равноипостасной Троицей, как не соответствует и позиции тождества. Снимая это недоумение, Боэций пишет, что «категория отношения не всегда применяется только к разным предметам, как в нашем примере — к господину и рабу; ибо они различны», а потому инаковы. «Но ведь и всякое равное равно равному, и подобное подобно подобному, и тождественное тождественно тождественному», чему и подобны отношения в Троице, не содержащей инаковости100.
Так что категории едва ли применимы и к тварной вещи, поскольку она содержит образ Бога, то есть образ уникальности, бессмертности, вечности и выраженной многозначно. Однако Боэций делает еще один «мысленный эксперимент».
________________
90 Боэций. Каким образом Троица есть Единый Бог. С. 147.
91 Боэций. Каким образом Троица есть Единый Бог. С. 148. Курсив наш.
92 Боэций. Каким образом Троица есть Единый Бог. С. 150.
93 Боэций. Каким образом Троица есть Единый Бог. С. 151.
94 Там же. С. 152.
95 Ср.: там же. С. 151. Курсив наш.
96 Боэций. Каким образом Троица есть Единый Бог. С. 154.
97 Там же. С. 155.
98 Боэций. Каким образом Троица есть Единый Бог. С. 155.
99 Там же.
100 Там же. С. 156.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии