21. Разложение метода?

Опубликовано mr-test - чт, 12/25/2008 - 02:09

На жестком разведении “теоретизирования” (методом эмпирического обобщения) и поэтического “фантазирования” (разговор читателей о сказке) В.З. Осетинский строит итоговую таблицу, в которой “поэтический” метод “6 Б” противопоставляется “теоретическому” методу Проппа. (В.З. Осетинский. “Читатель” и “Теоретик” в диалоге о волшебной сказке. Литература в школе РО и ШДК).
Нам это разведение кажется искусственным. Оно не учитывает того обстоятельства, что целое сказки, ее композиция держится только “методом 6 Б”, методом фигурного синтеза. Мегасказку Проппа можно построить только “методом 6 Б”, но не тем методом, которым Пропп излагает свою теорию.
Только удерживая ( теоретическим поэтическим воображением) мыслеобраз сказки как таковой, можно в него вписывать функции – действия персонажей внутри прозреваемого изначально целого. Целое держится “методом 6 Б”, а не методом эмпирического обобщения.
Вызывает возражение и следующее.
1. Мне не кажется верным, что теоретик не может обсуждать глубокие философские вопросы. Теоретик, отщепленный от фигуры философа, теоретизировать не может. Методами эмпирического обобщения, вне вопросов о смысле такого обобщения ничего открыть нельзя.
2. Мне не кажется верным, что Пропп в “Морфологии” открывает “внутреннее строение” текста. Внутреннее строение (в отличие от внешней композиционной оболочки) Проппом не открывается даже в “Исторических корнях”. Внутреннее строение связано с внутренней речью сказителя, с порождением сказочного слова, с порождением именно этой композиции – этот смысл сказки Проппом не обнаруживается. Мертвый скелет (композиция) ставшего объекта (сказки) – это еще не внутреннее строение, не морфология (Даже если “морфология” понимается, как у Гете). Дети гораздо ближе, чем Пропп, подходили к внутреннему строению сказки, пока учитель-”Пропп” не заставил их прикусить язык.
3. Неверно, что теория не может постапвить вопрос “Почему?”, что этот вопрос может ставить только читатель-фантазер. “Почему?” – важнейший теоретический вопрос. И 6 Б класс – больший теоретик, чем “Пропп”.
4. Я не согласен с тем, что теоретик открывает то, что есть во всех сказках. Работа с каждым произведением как с неповторимым, синтагматическое (по принципу “Те же и…”), а не только парадигматическое исследование – суть литературоведения ХХ века, суть современного теоретизирования. Литературоведение – это мышление об особенном.
5. Полученное детьми знание (с маленькой буквы у В. Осетинского) не менее точно, чем Знание в “проверенном методе Проппа” (Знание с большой буквы у В. Осетинского). Эта иерархия взрослого “Знания” и детского “знания” навязана В. Осетинским детскому учебному сообществу. Пропп и дети теоретизируют на-равных, они равны перед лицом загадок сказки, не открытых ни Проппом, ни (пока) детьми.
6. Наличие множества версий и путей – особенность современного теоретического знания (вопреки А. Компаньону и В. Осетинскому), а не только особенность детского и фантазийно-поэтического (“читательского”) сознания.

Повторю еще раз: вопреки В.З. Осетинскому, Пропп – теоретик создает в своих книгах особый идеальный (придуманный, невозможный, единственный) мир сказки с особой композицией, сюжетом, функциями. Этот мир в принципе не может быть получен путем сопоставления разных сказок. Он создается поэтическим воображением теоретика-литературоведа. Далее конкретные сказки интерпретируются как про-явления этого целостного мира.
Аналогично поступает ребенок 1-6 класса, создавая на уроках-диалогах свою теорию сказки. Между методом Проппа и методом 6 Б нет никаких различий в логике построения идеального предмета.
Различие есть в степени осознанности и проработанности авторской логики и авторских способов понимания. Да и здесь, пожалуй, дети зачастую лучше понимают логику своей работы, чем Пропп – своей. Пропп кажется нам достаточно наивным философом. Описывая свой метод, Пропп сам зачастую смешивает логику исследования и логику изложения готовых результатов исследования. Пропп предпочитает истинный метод исследования зашифировывать эпиграфами из «Морфологии» Гете. Пропп нигде подробно не излагает, в чем же состоят гетеанские морфологические принципы. (ср. напр., работу Свасьяна о методе Гете). А ведь именно на принципы «Морфологии» Гете опирается истинный исследовательский метод В.Я. Проппа, о существовании которого «Пропп-Осетинский» даже и не подозревает.
Существенно ослабленный В. Осетинским, «Пропп» не выступает в диалогах с шестиклассниками в качестве ученого, конгениального их собственным теоретическим возможностям, а, скорее, создает у детей совершенно искаженную картину современного теоретизирования, скучную и неполную. Это особенно проявляется в удручающе-позитивистских итоговых сочинениях шестиклассников, завершающих статью В.З. Осетинского.
Сережа П. пишет: «Ученые не исследуют сказку как сказку. Они воспринимают ее как набор функций и мотивов. Им не интересен смысл сказки… Ученые – это люди, сказавшие бы, что машина – это винтики, болтики и гаечки. А дети – люди, которые скажут, что это – машина, в которую можно сесть и поехать».
Матвей Л. пишет: «Ученые опираются на подтвержденные факты, а дети высказывают свои мысли. С мыслями можно спорить, доказывать их, а с учеными особо не поспоришь. Способ детей очень любопытен. В 1-5 классах я работал таким способом, но когда у нас появился урок мировая литература, я стал думать о сказке по-другому. Со временем мы забываем 1 способ и потихоньку надеваем шкуру ученых».
Антон З. пишет: «Ученые скорее исследуют, а не читают сказки. Они находят много интересного. Когда ученые читают сказку, они, скорее, думают не про саму историю, а что она напоминает (например, инициацию).»
Катя К. пишет: «Читая сказку, ребенок начинает міслить, ему кажется, что где-то за дремучим лесом есть другой мир, в котором постоянно идет борьба добра и зла…Они (дети – С. К.) фантазируют, создают мир, который им нравится, когда отвечают на вопросы, у которых нет точных ответов. Им нравится создавать свой образ.»
Рита И. пишет: «Ученые читают сказку с закрытыми глазаит, то есть не замечают тех нюансов, которые дети замечают в первую очередь. Дети как бы становятся героями… сказки. Они принимают участие во всех приключениях героя, иногда спасают его.»
Реплика умнейшего и образованнейшего Сережи о машине – увы, демонстрация полного непонимания сути теоретического мышления: из теории ускользает целостный объект. Получается, что бытие не схватывается наукой: ученых интересуют только мертвые, абстрактные схемы. Смысл бытия, оказывается, доступен лишь детям. Взрослеть «некуда». Учиться не у кого. Реплика Сережи полностью компрометирует науку ХХ века. Наука не способна вступить в со-бытие с предметом понимания. Только дети могут помыслить целое.
Печально, что в итоговых рефлексиях почти у всех учеников В.З. Осетинского возникает образ ученого, взрослого, теоретика, как человека, напрочь лишенного фантазии, априорных «безумных» идей, образов мира. Ведь теория ХХ века начинается с построения «образа мира, в слове явленного».
Для учеников В.З. Осетинского теория – это результат эмпирического обобщения сходныъх фактов, выделение общего («законов») и «доказательства», понимаемого как поиск подтверждающих примеров, подводимых под эмпирическое понятие, а не как развитие образа живого целого.
Некуда взрослеть! Образ взрослого – теоретика в рефлексиях детей выглядит крайне непривлекательно. Получается, что воображение, схватывание целого раньше его частей, понимание смысла бытия – удел лишь ребенка. Дети потихоньку, незаметно, вползая в шкуру взрослого ученого, взрослеют и теряют способность воображения.
Таков итог этого цикла уроков «Проппа-Осетинского».
Мертвое «взрослое» знание на уроках «Проппа-Осетинского» вытесняет живое «детское» воображение.